Артист

– Не режь по больному, дорогой товарищ по несчастью, – Муромский с сожалением посмотрел на бутылку, – соль на рану не сыпь, зияет свежей кровью разодранная плоть. Вот ведь как, вроде и приличный с виду человек Свирский, а на тебе, оказался злодеем последним, гнидой подколодной. Но ничего, мы с Тимофеем Леонидовичем своё возьмём, да. Приструним негодяя советским рублём.

– Так вроде деньги у счетовода, Свирский вроде как не при делах?

– Тут ты прав, чертяка, ох как прав. Но Парасюк где, фьють, и испарился аки демон от святой воды, а Арнольд здесь сидит, и перед руководством «Совкино» отвечает. Счастье его, что с нашей примой Матвей Лукич расплатились, а то ведь и до наркома дойти могло. Варвара Степановна при живом-то муже женщина бойкая. Но, – артист решительно положил ладонь на стол, – я никаких сплетен не терплю.

– Слышал, вы весь реквизит забрали? – Сергей подозвал официанта, заказал большой графин водки.

Артист оживился.

– Говорил я тебе, Серёжа, хоть кино возьми, хоть театр – та ещё клоака, каждый норовит обмануть, подставить, подсидеть. Но и мы не лыком шиты, знаем, как себя уберечь, я вот вещички-то попридержу в качестве обеспечения, осветители наши лампы припрятали, Тимофей камеру и плёнки забрал, никуда от нас Свирский не денется. Режиссёр – он лицо глупое и непрактичное, ему бы артисток щупать за мягкие места да приказы раздавать, а как до дела доходит, без реквизита он никуда. И за катушки его начальство ох как взгреет, всё отдаст, лишь бы обелиться.

– Так «маузеры» у тебя?

– Лежат, голубчики. Только отчего-то два всего.

– Хоть и два, возьму по червонцу.

– Ах ты ж благодетель, – Муромский выдавил слезу, – такой товар аж за червонец. Хочешь несчастьем сыграть, аспид эдакий?

– Боевое оружие, – Сергей перехватил у халдея графин, расплатился трёшкой, разлил по бокалам водку, – нужно в милицию сдавать. Любой покупатель тебя же и продаст с потрохами, а там статья 182-я, шесть месяцев или штраф сто червонцев. Я лицо официальное, могу для своей почтовой конторы приобрести. Так что решай, ведь тебя, считай, от кичи спасаю. Сегодня в номер принесёшь, получишь деньги.

Муромский вздохнул, махом осушил бокал и кивнул.

– Да будет так, – сказал он и наполнил его ещё раз, до краёв. – Парики есть отличные, всего по шесть рублей, они в лавке по пятнадцать. Мундир генеральский, с орденом. Отдам за полтинник.

Сергей покачал головой.

– Может, плёнки с фильмом купишь? – Савельев ткнул вилкой в сторону Травина. – На почте кинокартины не нужны?

– Нет, но ты вчера Малиновскую фотографировал, могу для карточек почтовых взять. Всё что есть за пятёрку, негативы себе оставишь.

– Это несерьёзно, – неуверенно сказал оператор.

– Ну как знаешь, – Травин поднялся, – ладно, сейчас дам семь рублей, потом – пять, предложение действует до вечера.

– Погоди, погоди, – Савельев схватил Сергея за руку, – вот они.

Он достал пачку свежих отпечатков. Травин забрал карточки, мельком взглянул, внимательно посмотрел на оператора. Тот помялся, вздохнул и вытащил ещё одну пачку, побольше.

– Две катушки минус кадр, – молодой человек улыбнулся, достал двадцать семь рублей, две банкноты по три рубля и бумажный рубль отдал Савельеву, а двумя червонными бумажками помахал перед носом Муромского.

И ушёл.

За то недолгое время, что Травин работал агентом уголовного розыска, он понял – на свидетелей надежды мало. В двадцать шестом году, когда он только начинал служить в группе Осипова, занимавшейся бандитизмом, в сберкассе братья Спиридоновы убили кассира и двух посторонних женщин. В зале кроме них находилось восемь посетителей, ещё один кассир и собака, которая принадлежала одной из убитых. От девяти свидетелей никакого толку не было, они путали рост, цвет волос и то, во что были одеты грабители. Один из братьев, кстати, был лысый, и это ни один человек не указал. Только собака узнала Спиридоновых и кинулась на них на опознании. Собаку потом забрал к себе в питомник Медведев, и из неё вышла отличная ищейка. Поэтому Сергей больше доверял объективным свидетельствам, фотографии для этого вполне годились.

Савельев оказался отличным фотографом, все отпечатки вышли чёткими, главные действующие лица занимали центральную часть композиции и выглядели отлично. Малиновскую Травин разглядывать не стал, только обратил внимание на то, что она села на задний диван вместе с Зоей, а Парасюк уселся спереди. Комсомольский активист Генрих Липке, который носил под брюками нож, тоже получился отлично. Молодой человек от камеры не прятался, смело смотрел в объектив. У Сергея промелькнула мысль, что он дует на воду, и Малиновская благополучно сейчас едет в Москву, но что-то свербело, не давало успокоиться. За артистку Травин не особо волновался, та сама закрутила знакомство с блатными, его больше тревожила Зоя – девушка могла попасть в переделку не по своей вине.