Артист

– Не знаю, – Малиновская вяло шевелила губами, словно не понимая, что происходит, – какая Зоя?

– Зоя, которая с тобой была.

– А, Зоя, – артистка глупо улыбнулась, – малютка Зоя, наверное, там осталась. Но это не важно, Серёжа, их всё равно скоро сожгут.

Генрих сперва молчал и на вопросы не отвечал, злобно глядя на Сергея, Травин сломал ему по очереди четыре пальца и надорвал мочку уха, прежде чем молодой человек заговорил.

Внутри, в бывшей усадьбе, оставались семь человек охраны, они присматривали за пленниками, а точнее пленницами, которых там было почти полтора десятка. Часть пленных держали в бывшем птичнике в клетках, а ещё пятерых в господском доме, в подвале – эти обслуживали хозяев. Зою за плохое, как сказал Генрих, поведение отправили в птичник. Нападения никто не ждал, Генрих должен был отвезти Малиновскую заказчику, а потом сбыть машину и вернуться. Но вечером кое-что пошло не так, они с Гансом поругались, отец Генриха, Мартин, тот самый водитель, которому посекло лицо осколками, вступился за сына.

– Я его убил, – через слёзы хрипло засмеялся Генрих, – прирезал эту старую гниду, запер в комнате во флигеле, а остальным отец сказал, что он велел тех, кто в птичнике, сжечь. И кто во флигеле – тоже. Чтобы, мол, подчистить, эти дураки даже переспрашивать не стали, сразу принялись хворост таскать. Послушайте, мы можем договориться, у нас есть деньги, очень много денег, они в чемодане, возьмите всё. Там хватит надолго, их много лет копили. Нам ничего не надо, и я никому не скажу, что вы их взяли.

Горянский слушал, сжимая кулаки.

– К стенке сволочей, – прошипел он, разрубая воздух ладонью, – перестрелять, а то ведь просто в тюрьму посадят. Мы что, их в живых оставим?

– По возможности, – Травин легонько пнул ногой водителя. – Ты про ваши делишки всё знаешь?

– Да, – тот с готовностью закивал головой, голос у него был сиплый и низкий. – Я – Мартин Липке, начальник коммуны. Конечно, я знаю.

– Кто из вас больше людей прибил, ты или Генрих?

– Мы не убиваем людей, товарищ. Мы обычные коммерсанты и советские коммунары.

– Бери обоих, – Сергей заткнул водителю рот кляпом, закинул его и Генриха на задний диван, проверил узлы, усадил на пассажирское место Малиновскую, которая вертела головой и что-то бормотала, бросил на пол отобранные у бандитов револьверы. – Если один будет упираться, второй всё расскажет.

Военный уселся за баранку, завёл заглохший двигатель. «Студебеккер» взревел, пытаясь выбраться из рытвины, Травин его подтолкнул, и автомобиль выполз на дорогу, унёсся по направлению к Пятигорску. Сергей проводил его взглядом и направился к забору, окружающему постройки сельскохозяйственной коммуны.

Глава 24

К вечеру Зоя немного пришла в себя, теперь присутствие Парасюка раздражало всё больше и больше. Мало того что счетовод нагло пялился, когда она не вытерпела и всё-таки воспользовалась импровизированным «туалетом», но ещё и тон его сделался покровительственным. Он то замолкал на некоторое время, то начинал поучать девушку, как ей себя вести. Зоя пыталась не обращать внимания и не отвечать, но мужчину это не останавливало.

Сквозь щели между толстыми досками пробивался свет, и можно было угадать, день сейчас или ночь. К вечеру в тюрьме стало многолюднее, в каждом из отсеков появились обитатели, четверо женщин и двое мужчин, а позже привели ещё четверых женщин и мужчину. Вместе с Зоей, счетоводом и той пленницей, которая утром спала, получалось четырнадцать человек. Троих мужчин посадили в одну клетку, женщин тоже рассортировали по двое. Прибывшие почти не разговаривали, у всех были ссадины и синяки, одна из женщин сняла кофту, под которой ничего не было, её тело покрывали кровавые полосы от ударов кнутом или розгами.

На обед покидали по куску хлеба, а вот на ужин расщедрились, в клетки просунули деревянные доски с кусками жареного мяса, помидорами и варёной кукурузой. Зоя съела совсем немного, остальное умял Парасюк.

Он первый и забеспокоился, когда на улице основательно стемнело.

– Керосином пахнет, – авторитетно сказал счетовод. – Странно, зачем тут керосин. И доски не забрали, непорядок. Эй, товарищи, кто-нибудь знает, почему не забирают доски?

Никто не ответил, Парасюк замолчал и даже задремал, изредка рыгая, Зоя тоже закрыла глаза. Пленники тихо переговаривались, кое-где даже слышался смех. Вдруг снаружи кто-то закричал, совсем близко послышался выстрел, потом ещё один, по потолку кто-то пробежал. На ферме явно происходило нечто странное.

– Может быть, милиция, – громко произнесла одна из женщин, уцепившись за прутья, – нас спасут.

– Может, и милиция, – Парасюк поковырял пальцем в ухе, – только вот что я вам скажу, скорее это ГПУ. Милиция жидковата сюда соваться, супротив оружия.