Я только что осмотрел все то, что Вы мне прислали. Такое ощущение, что Вы хотите отнять у меня последние гроши, как это теперь принято. Сейчас — когда его высокопреосвященство строго приказал преподобному отцу Иоакиму вернуться в Харар — продавать четки, кресты и распятия еще более опасно, чем путешествовать по пустыне. Я даже не решусь преподнести что-либо из присланного Вами в качестве подарка, так как абиссинцы сразу примут меня за переодетого капуцина. (…) Продавать блокноты по талеру за штуку людям, которые не только не умеют писать, но даже не знают, что вообще можно делать с бумагой! Вы слишком многого от меня хотите. Жаль, что Вы не могли мне послать сотню-другую вещиц из резного перламутра или рожки для обуви. (…) В общем, дорогой мой г-н Рембо, будьте умницей и присылайте мне то, что можно продать. В противном случае я целиком вышлю весь Ваш хлам назад, и за его сохранность будете отвечать Вы сами
(19 сентября 1888 года).В другой раз он упрекает Рембо за мрачный пессимизм:
Мы здесь совершенно ничего не знаем о «великом пррррредприятии» Маконнена[225]
. Я жду от Вас пикантных подробностей, ведь Вы так замечательно рассказываете, когда хотите. Но, кажется, обилие дел лишило Вас даже той малой доли хорошего настроения, которая у Вас еще оставалась. Слушайте, милый мой г-н Рембо, мы живем только один раз. Воспользуйтесь же этим и пошлите к черту всех Ваших наследников. Если у нас больше ничего не получится, то решено: мы с Вами объединимся и будем портить кровь другим, чтобы не портить ее себе. Сейчас здесь нечего есть, и при наличии механического парового плуга можно быстро разбогатеть. Так что подумайте об этом и приезжайте сюда отдыхать и наслаждаться чудесами техники.Заметно, что в письмах, адресованных Илгу, Рембо более образен, а также более язвителен, чего нет в письмах другим адресатам. Только Илгу он полностью доверяет в делах.
Напротив, его переписка с Арманом Савуре была строго официальной: никаких шуток и ничего личного. Как-то между ними даже возник конфликт из-за истории с кофейными зернами, которые, видимо, Рембо купил — с большим трудом — с тем, чтобы расплатиться ими за партию товара. Но Савуре не согласился принять их, требуя, чтобы ему заплатили талерами, привезенными из Адена. Сохранился черновик письма Артюра Савуре на розовой бумаге. Было ли отправлено само письмо или нет, неизвестно, но найденный отрывок свидетельствует о крайнем раздражении автора («На кой черт мне сдался ваш мерзкий кофе…»). Этот выпад совсем не задел Савуре. 4 мая 1890 года он пишет Рембо: «Относительно Вашего письма, спасибо за совет. Я знаю, что, даже учитывая Вашу склонность к преувеличению, Вы в чем-то правы. Но Вы бы сделали, как я просил, если бы знали, что я задумал, если, конечно, мне удастся совершить что-либо значительное прежде, чем эти бандиты заставят меня уехать отсюда».
Среди корреспондентов Рембо, помимо Борелли, назовем также:
Антуана Бремона, главу французской общины в Абиссинии, добропорядочного и рассудительного человека;
Элоя Пино, бывшего капитана дальнего плавания, обосновавшегося в Анкобере в качестве представителя марсельского торгового дома Трамье-Лафарж и советника раса Гованы;
Леона Шефне, который, прежде чем стать представителем Дешана в Адене, работал на Солейе;