Артюр Рембо

7 сентября 1889 года Рембо пишет Илгу о невыносимом самоуправстве властей: «Уже месяц людей ограничивают во всем, избивают палками, отнимают собственность, сажают в тюрьму, чтобы отобрать у них как можно больше денег. Каждый горожанин платил налог уже три или четыре раза. Этим налогом облагаются все европейцы, так как они приравнены к мусульманам. Я заплатил 100 талеров из требуемых двухсот, и еще меня вынудили, кажется, совершенно беззаконно и грабительски, предоставить ссуду в размере 4000 талеров. Это происшествие стало причиной письма, которое я прилагаю к этому посланию. И я был бы тебе очень благодарен, если бы ты передал его от моего имени королю».

Напрасные старания!

Ситуация сложилась действительно угрожающая. Королевские чиновники под угрозой расправы вымогали деньги, не выдавали расписок, не предоставляли никаких гарантий, не определяли сроков выплат по займам. «Все это очень меня удручает, — пишет Рембо, — если так будет продолжаться, я не выдержу».

Среди этих бурь и сложностей, непредвиденных и малоприятных, он все же старался крепиться.

Все считали его человеком честным, щепетильным, методичным, одинаково требовательным к другим и к себе. Его счета были в полном порядке, и, вероятно, только бесконечные изменения курса в Адене, Хараре или Обоке и рост таможенных пошлин вносили в них некоторую путаницу.

Как мы видим, он был аккуратный коммерсант, к тому же аскет. Его высокопреосвященство г-н Жароссо рассказывал братьям Таро: «Он жил очень просто. Много раз я встречал его с караванами мулов и ослов. Весь запас провизии, горсть сухого проса, он нес в кармане»⁴. Он же сообщал Анри д’Акремону: «Можно сказать, он жил в целомудрии и воздержании. Если здесь уместно такое сравнение, он жил как монах-бенедиктинец»⁵.

Он был честным предпринимателем. По словам Жюля Борелли, даже абиссинские чиновники уважали его за прямоту характера.

И вдруг в письме Илгу 20 декабря 1889 года в списке заказов и уведомлений о получении товаров мы находим фразу, послужившую в свое время поводом к большому числу дискуссий:

«Я напоминаю о своей просьбе достать мне хорошего мула и двух мальчиков-рабов».

В письме 23 августа 1890 года Илг ответил ему категорическим отказом. «Я нашел Вам хорошего мула (…) Что касается рабов, простите, я не могу этим заниматься, я никогда не покупал рабов и не хочу ввязываться в это. Я уверен в порядочности Ваших намерений, но я никогда этого не сделаю, даже для себя».

Снова Рембо обвиняют в торговле людьми — теперь, кажется, он пойман «с поличным». Черт возьми, начнут злословить некоторые, он покупал и продавал рабов кому угодно. Так можно говорить только не зная, что работорговля в Абиссинии была нелегальной. Отношение всех европейцев к ней было таким же, как у Илга. Лишь очень немногие, стремясь найти дешевую прислугу, покупали рабов. Г-н Е. Эммануэлли рассказывал, что у Аугусто Франзоя было три раба, которым он платил, как обычной прислуге из местного населения.

Добавим, что рабство в Шоа не имело ничего общего с древнеримским: в точности было неизвестно, кто свободен, а кто нет. Телесных наказаний не существовало. «Раб свободен, — писал 28 марта 1939 года Жюль Борелли Андре Тиану, сыну Сезара, — он работает в меру и у него всегда есть еда, так как его хозяин не имеет права уволить его».

Таким образом, не стоит делать из мухи слона; Рембо просто была нужна прислуга.

Второе, в чем его упрекал Илг (8 октября 1888 года), когда Рембо еще был жив, — это плачевное состояние его караванов. Животные приходили оголодавшими и больными. Рембо отвечал, что этого не может быть, и ссылался на свою, известную всем, щедрость. Но, вероятно, он и не был виноват; должно быть, его погонщики экономили на содержании доверенных им животных. Это больше похоже на правду, чем жалкие и глупые обвинения в «скаредности».

Он обладал практически всеми чертами, необходимыми руководителю фирмы: строгостью, методичностью, умением предугадать ситуацию, хорошим отношением к людям. Ему не хватало одного — уравновешенного характера. Ему мешали его частые «перепады настроения».

Хорошее настроение обычно проявлялось в иронических насмешках. «Можно добавить, — пишет. Альфред Барде П. Берришону, — что своим острым языком он нажил себе много врагов. Он всегда старался казаться злым и язвительным. Но это была лишь маска, под которой скрывалась его истинная душа. Его шутки задевали, но сам он не делал никому зла. Возможно, впрочем, что ему мстили за них, и вот тогда он уже отвечал по-настоящему — некоторые путешественники, появлявшиеся в те времена в Хараре и Шоа, до сих пор хранят исключительно неприятные воспоминания о его насмешках» (7 июля 1897 года).

Артюр был желанным гостем и веселил своим остроумием одних в ущерб другим. «Вы нас очень позабавили Вашими рассказами о Бидо, — пишет ему Илг 16 июня 1889 года, — и жаль, что я не могу написать с Вашей помощью его портрет. Он несомненно мог бы иметь успех».