У Рембо сжалось сердце, когда он узнал о бомбардировке Парижа, случившейся 5 января и унесшей, по слухам, шесть сотен жизней. Пожар Мезьера мало значил, в этом городе не знали даже, кто такой Бодлер… Но Париж! Сердце и мозг мира, очаг, разжигаемый интеллектуалами и революционерами, которые могут вырвать страну из того кровавого болота, в котором ее утопил деспотизм! Он разделил муку Священного Города, он повидал на своем веку и военные вылазки, и манифестации, и народные восстания. Увы! Неумолимая судьба по имени варвар-пруссак и буржуа-консерватор топила в крови все попытки снять блокаду. События развивались чем дальше, тем хуже: 28 января Жюль Фавр, вопреки воле народа, подписал капитуляцию, 8 февраля прошли выборы, которые республиканцы проиграли, и, наконец, 12 февраля Национальное собрание дало поручение сформировать национальное правительство не кому-нибудь, а г-ну Тьеру.
Возвращение в столицу сытых — лавочников, банкиров, капитулянтов, короче говоря, «партии порядка», как ее назвал Эжен Вермерш в своей статье в газете «Народ вопиет!» (6 марта 1871 года) — вдохновило Рембо на гневный памфлет «Парижская оргия, или Париж заселяется вновь»:
Как мы видим, стиль стал более отточенным.
Но это все еще было только начало.
Примечания к разделу
1
П. Берришон включил прекрасный комментарий к этому стихотворению в2
Ср.3
Об этих происшествиях см. Делаэ4
Против такой датировки возражал Клод Дюше в «Autour du «Dormeur du val» de Rimbaud»5
О Леоне Бильюаре см. статью (довольно плохую) в Lettres françaises от 5 июля 1956 г.6
Робер Гоффен,7
Известна лубочная картинка под названием «Взятие Саарбрюккена», опубликована в8
Шарль-Мари Дегранж в своей книге9
См. книгу Жюля Пуарье.Глава V
«ЗВОНОК НА УРОК»
Увы! Предположения Ленеля, высказанные в письме к Изамбару от 11 ноября, начали, как это ни прискорбно, сбываться. С одной стороны, в помещениях коллежа до сих пор был размещен военный госпиталь, но, с другой стороны, ученики не могли бесконечно слоняться без дела. Поэтому Дедуэ 15 февраля разослал по семьям своих подопечных официальное письмо, в котором извещал, что часть занятий будет проводиться в помещении городского театра, пустовавшем в это трудное время.
Для Рембо новость была громом среди ясного неба. Он так привык к этим «вечным» каникулам, что не мог допустить и мысли о том, что однажды они закончатся. Жизнь изменилась: пала империя, восторжествовала свобода, народ освободился от своих цепей, и вот уже снова говорят о долге и дисциплине! Он не намерен с этим мириться! Делаэ, напротив, воспринял известие спокойно: «Я же говорил, что это когда-нибудь произойдет…»
Артюр ничего не хотел слышать. Когда мать приказала ему отправиться на занятия в коллеж-театр, Артюр ответил, что у него нет ни малейшей склонности к актерскому ремеслу. Но шуткой г-жу Рембо не проймешь. Она категорически потребовала, чтобы ее сын возобновил занятия. Ситуация напоминала известную песенку про двух баранов. Ни приказы, ни мольбы, ни угрозы («В таком случае вон из дома!») не действовали на Артюра. Раз он сказал нет, значит нет. Утром в первый день занятий он остался в постели.
Делаэ предвкушал развлечения:
— Здорово! Мы будем играть в прятки за кулисами и в суфлерской будке!