Делаэ и Рембо обычно встречались в небольшом лесочке неподалеку от Ромри и То. Там, среди елей, робиний и ложных акаций, они обнаружили заброшенный карьер глубиной в три или четыре метра, устланный папоротником и мхом, настоящий приют тишины. Однажды в расселине скалы Рембо заметил пещеру2
.— Здесь будет мое убежище, — сказал он, — ты только приноси мне каждый день по куску хлеба, большего мне не надо.
А пока они целыми днями болтали, обсуждая Рабле, Руссо или Гельвеция. Они жили, уединившись в своем мире идей, — туда был заказан вход тупоумным шарлевильцам, туда не доносились крики г-жи Рембо. Что за прелесть было их уединенное гнездышко! В траве они находили маленькие известковые шарики, которые были не чем иным, как окаменелыми экскрементами сов; если разломить эти шарики, в солнечных лучах сверкали крошечные остатки мышиных костей и насекомых.
Между тем роковой день — 12 апреля — приближался. Г-жа Рембо дала понять, что если сын и дальше будет валять дурака, она перестанет его кормить. Артюру нужна была работа, но он не представлял себя ни продавцом, ни переписчиком в нотариальной конторе. Он снова оказался в безвыходном положении.
Однако Якоби каким-то чудом удалось возобновить выпуск «Арденнского прогресса». По протекции Деверьера Рембо взяли в газету секретарем редакции — это было единственное место, которое вообще могло ему подойти. 12 апреля он вышел на работу. В его обязанности входило разбирать почту и бумаги, составлять по телеграфным сообщениям небольшие статьи и т. д. Это была пустяковая должность, но за нее платили, и Рембо удалось заткнуть на время свою мамашу. Кроме того, Артюр рассчитывал получить повышение, стать главным редактором, а возможно, и заменить в один прекрасный день самого старика Якоби.
Артюр полагал, что рассчитался за свою неудачу с «Газетой Шарлеруа», и поэтому первым делом сообщил о своем назначении Бильюару. В самом деле, в письме Изамбару отца Жиле, преподавателя философии, можно прочесть следующее: «Что касается экстернов, не ходит лишь Рембо, который, по словам Бильюара, стал редактором газеты и проявил незаурядные способности к этому ремеслу». Ученики сожалели о его отсутствии: им было приятно слушать, как Артюр спорит с отцом Жиле (последний не всегда поддерживал линию директора). Где теперь словесные баталии прошлых времен!
Увы! Куда ни кинь, всюду клин. 17 апреля Рембо пишет Полю Демени письмо, в котором с грустью сообщает, что выпуск газеты Якоби приостановлен по приказу оккупационных властей.
Письмо это было довольно холодным. Начиналось оно весьма язвительно: «Что касается того, о чем я вас просил: как же я был глуп! Я не знаю ничего, что нужно знать, я решил не делать ничего, что нужно делать, — и потому я обречен. Да здравствует сегодня, да здравствует завтра!» По-видимому, такая реакция свидетельствует о том, что на четкий вопрос: как стать журналистом? — Рембо получил от Демени уклончивый ответ: не обольщайтесь, для этого нужны опыт, рекомендации, связи… Наверное, ответ Демени касательно рукописей Артюра также был отрицательным: если Рембо ни словом не обмолвился об этом, значит, все и так ясно. Он упоминает только о своем последнем пребывании в Париже и о книгах, которые видел в витринах магазинов. Последние строки письма выражают полнейшее безразличие: «И пусть бельгийская литература возьмет нас под свое крылышко. Всего хорошего».
Потеряв работу, Рембо снова стал подумывать о пещере в Ромри. Но в то же время его не покидало желание сражаться за великое дело. В свете зарева «большого пожара» отшельническая жизнь казалась ему малодушием. Его место было на парижских баррикадах, где решалась судьба Свободы.
Коммунары набирали войска и даже обещали жалованье в 30 су в день — этого хватало, чтобы только не умереть с голоду. В конце концов, быть солдатом Революции ничуть не хуже, чем журналистом. И 18 апреля Рембо отправился в путь, разумеется, пешком.
Делаэ рассказал, как Артюр сокращал себе дорогу. Сегодня это называется «автостоп». Рембо окликал попутную телегу и просил подбросить до ближайшего города. В качестве платы за проезд он рассказывал всякие вымышленные истории, которых у него было, что волос на голове.
Отправляться в Париж в то время было затеей рискованной. Правительственные войска пристально наблюдали за столицей, к тому же повсюду кишели пруссаки. На каждом шагу Рембо рисковал попасть в руки патруля и быть задержанным как подозрительная личность. Пробираясь однажды ночью через лес Вилле-Котре, он не на шутку перепугался: несколько лошадей галопом пронеслись в его направлении, он едва успел спрятаться за дерево. Это были немцы, которые забавлялись тем, что устраивали ночные скачки3
.До Парижа Рембо добрался предположительно 23 или 25 апреля. На заставе он гордо объявил, что пришел пешком из Арденн. Ему крикнули «ура!» и, поскольку у него не было денег, тотчас же организовали среди караульных «сбор пожертвований». По кругу пустили шапку, в нее накидали 21 франк 13 су. Чтобы показать, что он умеет жить, Рембо тут же поставил выпивку всей честной компании.