Действительность оказалась не столь забавной. Г-н Дюпре продиктовал латинский текст для перевода, разобрал отрывок из Еврипида и прочел лекцию о Паскале шестерым ученикам, у которых, мягко говоря, это не вызвало особого воодушевления. Вечером Рембо с саркастической улыбкой на лице пришел посмотреть, как «актеры будут уходить со сцены»; мрачный Делаэ привел его в неописуемый восторг. Но он заметно посерьезнел, когда стал рассказывать Делаэ, как идут дела дома. Добром ссора с матерью не кончилась; она постановила: или он идет учиться в пансион, или она выгоняет его из дому. Артюру было все равно: и в том, и в другом случае он готов был жить в лесу отшельником.
Следующие дни не ослабили напряжения. Измученная г-жа Рембо склонялась теперь к тому, чтобы, не откладывая дела в долгий ящик, выгнать упрямца вон. Когда Артюру самому наскучило слушать, как его называют бездельником и тунеядцем, он решил уехать. Вместо того чтобы дрожать от холода в лесу, он вернется в Париж и заведет знакомства с писателями и художниками. 25 февраля Рембо продал часы и купил билет.
По словам Делаэ, Артюр, кажется, уехал не один, вместе с ним была какая-то девушка. У обоих не было денег, и ночевать влюбленным пришлось на скамейке. На рассвете Рембо отдал девушке последние гроши, чтобы она вернулась домой к родителям в Вилле-Котре.
Этот эпизод оброс целым ворохом подробностей; однако ни один источник не подтверждает его достоверность. Известно, что Рембо не любил, когда друзья упоминали о его романах, так что, скорее всего, это мистификация: просто Рембо похвастался, что в Париже у него было небольшое любовное приключение, это придавало ему солидности в глазах друзей.
Среди прочего Рембо во время путешествия хотел узнать что-нибудь о Поле Демени, а если возможно, то и встретиться с ним: Артюра интересовала судьба его рукописей, приняли их или нет. Начал он с того, что отправился в издательство «Библиотека художественной литературы», что на улице Бонапарта, дом 18. «Там я искал адрес Вермерша», — объяснял он впоследствии самому Демени. Но увы! Вместо того чтобы сообщить ему что-нибудь, его самого стали расспрашивать про Поля. Рембо мог лишь сказать, что, по его представлениям, он все еще должен находиться на военной службе в Аббевиле. Вероятно, в «Библиотеке художественной литературы» Рембо дали адрес Андре Жиля; он давно уже восхищался карикатурами художника в «Затмении» и других журналах. Во всяком случае, Артюр отправился именно к нему, на бульвар Анфер (в настоящее время бульвар Распай). Поскольку хозяина не было дома, а ключ висел на двери мастерской, Рембо вошел и, увидев диван, недолго думая, расположился на нем, как сделал это в казарме мобилей в Живе. Когда Жиль вернулся, он нашел Рембо спящим.
— Послушайте-ка, — сказал он, расталкивая непрошеного гостя, — что вы делаете в моем доме?
— Я поэт, — ответил Рембо, — я смотрел красивые сны.
— Я, молодой человек, на вашем месте занимался бы этим у себя дома1
.Впрочем, Жиль был добрым малым, он дал Рембо немного денег и, возможно, даже приютил на несколько дней.
Одни вежливо прощались с Рембо, другие выгоняли его взашей, но, так или иначе, он всегда в конце концов оказывался на улице. Несчастный вынужден был бесцельно бродить по городу, так как почти все писатели и художники, с которыми он хотел встретиться, не вернулись еще в Париж. В те дни Рембо, сам того не подозревая, был свидетелем переломных событий в истории Франции. 6 февраля временное перемирие закончилось, и Тьер, во избежание новых бомбардировок, позволил немцам занять западную часть Парижа и Елисейские Поля. Узнав об этом, народ возмутился. «Нет капитуляции! Они не войдут!!!» — кричали демонстранты, собравшиеся под красными знаменами на площади Бастилии. А Рембо, не замечая, «что происходит в народе», ходил от одной книжной лавки к другой в поисках новых книг, главным образом сочинений об осаде и войне.
По вечерам он рылся в мусорных ящиках и ночевал на баржах с углем, пришвартованных вдоль набережных. Делаэ рассказывает, что однажды Рембо посчастливилось купить селедку, он носил ее в кармане и съедал по кусочку в обед и вечером.
В городе решительно нечего было делать. Столица обезумела от страха перед грозящим голодом, люди только и говорили, что о запасах провизии. «Париж превратился в один большой желудок», — вернувшись, сказал Рембо Делаэ.
10 марта Артюр вернулся домой. Он пришел пешком, был одет в лохмотья и непрерывно кашлял. В тот знаменательный день Национальное собрание переехало в Версаль; это означало, что скоро начнется новая война, которая столкнет лбами патриотически настроенный революционный Париж и консервативную провинцию, готовую на мир любой ценой.