Артюр Рембо

Это был еще не разрыв, но серьезное охлаждение отношений; к тому же Рембо не забыл ему своих обид. Изамбар назвал «неприятными» его «Возлюбленных малюток», в ответ Рембо заявил (в письме, которым мы не располагаем), что нарочно прочитал их Изамбару, чтобы он его отругал. «Вы были поражены и вышли из себя, другими словами, вы проглотили наживку, здорово же я вас надул!»

Были и другие поводы для разногласий. Когда Рембо сообщил Изамбару о своем решении бросить учебу и заняться поэзией, тот отреагировал, как самый консервативный буржуа. Его нравоучения были ничуть не лучше нравоучений г-жи Рембо: «Вы бы лучше доучились и получили диплом бакалавра. Если вы не выносите жизнь в вашей семье, найдите работу: станьте надзирателем в коллеже, помощником бакалейщика или дворником, но не бросайте занятий».

Письмо Артюра Изамбару от 13 мая 1871 года, безусловно, самое важное из всех его писем учителю. Впервые Рембо раскрывает карты.

Он сразу начинает с нападок:

Милостивый государь!

Вы снова стали преподавателем. Вы мне говорили, что все мы обязаны обществу; Вы из когорты учителей, наставников: Вы идете по проторенной дороге. У меня тоже есть принципы: я цинично позволяю тем, кто этого хочет, содержать и развлекать меня; я вспоминаю старых ослов из коллежа: все, что я могу выдумать дурацкого, грязного, мерзкого, все мои поступки и слова — все это для них. За это меня угощают кружкой пива и стаканом вина. […] Я обязан обществу, это правда; но и я тоже прав. И Вы правы на сегодняшний день. По сути дела, Ваши принципы позволяют Вам понимать лишь субъективную поэзию: Ваше упорное желание добраться до преподавательской кормушки — простите! — это подтверждает [60]. Но Вам и уготована судьба довольных, которые умрут, ничего не совершив, потому что сознательно не захотели ничего совершить.

После этих любезностей Рембо сообщает о своем решении: «Работать? — Ни за что, ни за что! Я объявляю забастовку». Далее следует «великая тайна»:

Сейчас я негодяйствую как можно больше. Почему? Я хочу быть поэтом, и я работаю, чтобы стать Ясновидцем; Вы ничего не поймете, да я и не смог бы Вам объяснить. Речь идет о том, чтобы добраться до неизведанного через разнузданность во всем. Приходится много страдать, но нужно быть сильным, нужно родиться поэтом, а я почувствовал себя поэтом. Тут нет моей вины. Ия был бы не прав, говоря: «Я думаю», скорее нужно было бы сказать: «За меня думают». Простите за каламбур.

Мое «Я» — это «Я» кого-то другого. Несчастное дерево, которое вдруг обнаружило, что оно — скрипка! И да удостоятся презрительной насмешки невежды, которые придираются к тому, чего они совершенно не знают!

Вы мне не учитель. Вот Вам стихи, но это не сатира, как Вы бы сказали. Да и не поэзия. Это, как всегда, фантазия. Но умоляю Вас, ни карандашом, ни в мыслях не пытайтесь все разложить по полочкам:

Погубленное сердце.

Слюной тоски исходит сердце,

Мне на корме не до утех… [и т. д.]

Это ни чего не значит. Пишите мне по адресу: дом господина Деверьера, для А. Р.

С сердечным приветом,

Ар. Рембо.