«Уродливый» – это, конечно, слишком сильное слово по отношению к портрету Елизаветы II. Хотя достаточно сказать, что картина получилась более чем в духе Фрейда. Не будучи связанным с королевой никакими обязательствами, в том числе и материальными, он не стал приукрашивать, льстить или сглаживать острые углы. Пожилой художник имел смелость изобразить просто такую же пожилую женщину. Даже королевская тиара была дорисована Фрейдом позже, чтобы все же сделать героиню портрета узнаваемой с первого взгляда.
Главным творческим достижением Фрейда принято считать его полотна с обнаженными женщинами. Одни зрители видели в них женоненавистничество, другие – обожание и преклонение перед женским телом. Однако вершиной карьеры Фрейда стали несколько портретов крайне неординарного мужчины.
Ли Бауэри, эпатажный дизайнер, художник и шоумен (его стиль и работы в свое время оказали сильное влияние на Вивьен Вествуд и Александра МакКуина), всю сознательную жизнь работал на свой образ. Он не выходил на улицу без яркого макияжа, менявшего лицо до неузнаваемости, и более чем экстравагантных нарядов. Этот образ был своего рода защитной маской для открытого гея внушительных пропорций. Если бы картина, написанная Фрейдом в 1991 году не называлась «Ли Бауэри», узнать изображенного на ней мужчину могли бы разве что его близкие друзья. Художник словно смыл со своей модели не только всю краску, но и каждый слой защитной оболочки, оставив на виду самого обычного человека в его первозданной беззащитности и поразительной красоте.
Фрейд был перфекционистом и писал каждый портрет не один месяц. Его модели, утомленные многочасовым позированием, часто засыпали прямо на диване в студии, устанавливая еще более доверительные отношения с художником. Кажется, именно в такой момент Фрейд и запечатлел Бауэри на первом портрете. Последней совместной работой с Бауэри стала картина «Ли под солнечным светом», изображающая дизайнера полностью обнаженным в полный рост. Вскоре после этого Бауэри умер от СПИДа в окружении немногих друзей, знавших о его болезни. А его место в студии Фрейда заняла социальная работница Сью Тилли, которая позже сделает художника рекордсменом.
Если бы славу можно было измерять в какой-нибудь общеизвестной величине, к примеру, в килограммах, тогда благодаря «Спящей социальной работнице» чаша весов Люсьена Фрейда мгновенно потяжелела бы сразу на 127 кило. Именно столько весила натурщица художника – Сью Тилли по прозвищу Большая Сью.
Художник был очарован телом этой женщины: оно не было стройным, мускулистым, подтянутым, а на сто процентов состояло из плоти, которую так ценил Фрейд. Сью позировала ему для трех картин, и работа над каждой из них заняла около девяти месяцев. Перерыв в работе пришлось сделать лишь однажды, когда Тилли отправилась в отпуск и «осквернила» свою кожу загаром. Фрейд отказывался работать над картиной, пока кожа женщины не вернула надлежащую британскую бледность. Кроме того, художник на своих полотнах закрашивал татуировки Сью, будто бы снимая с ее тела все возможные виды маскировки.
От совместной работы с Люсьеном Фрейдом у Сью остались лишь самые приятные воспоминания: «Я счастлива, что проводила время с человеком, который был таким заботливым и так тяжело работал. Он не был жестоким – он рисовал то, что видел. Он рисовал с любовью».
Фрэнсис Бэкон: живопись на крови
Фрэнсис Бэкон, как и его картины, трудно поддавался прямолинейным трактовкам. Лысеющий, в неизменной кожаной куртке, он выглядел как типичный лондонский гопник, даже когда подводил глаза и надевал под куртку чулки в сеточку. Многие из его интервьюеров признавались, что были приятно удивлены. Собираясь на интервью, они готовились к встрече с мрачным и агрессивным монстром, а знакомились с бесконечно обаятельным, искренним, испуганным человеком. Когда Бэкона спрашивали о природе жестокости, мрака и ужаса, царивших на его картинах, он лишь пожимал плечами: «Неужели я могу нарисовать что-нибудь более жестокое, мрачное и страшное, чем реальность?»
Первым папой, которого Фрэнсис Бэкон заставил кричать, был его собственный. Эдвард Бэкон происходил из старинного и знатного рода, он был потомком того самого Фрэнсиса Бэкона, лорд-канцлера Англии, философа, основоположника эмпиризма. Эдвард Бэкон разводил и объезжал скаковых лошадей. Он с детства приучал сына к верховой езде. Фрэнсис же изо всех сил старался держаться подальше от конюшен – астматик, рядом с лошадьми и собаками он попросту задыхался.
Фрэнсис кашлял, на лице отца все отчетливей проступало разочарование: слабый женственный мальчик не подавал больших надежд. Не был он близок и с матерью – воспитанием пятерых детей Бэконов (у Фрэнсиса было две сестры и двое братьев) по большей части занималась няня Джесси Лайтфут. Гримаса раздражения на лице отца уступила место брезгливой ярости после того, как капитан Бэкон застал сына перед зеркалом в мамином белье.