Год спустя Фрэнсис продал свою картину «Живопись 1946» – в некотором роде «досрочную» антологию своих классических кошмаров. И (прихватив любовника и няню) отправился в Монте-Карло – проматывать гонорар в 200 фунтов. Здесь с Бэконом произошел эпизод, сыгравший не последнюю роль в становлении его творческой манеры. По большей части в Монте-Карло Фрэнсис Бэкон пил и играл в рулетку. Но время от времени он все же ощущал потребность что-нибудь написать и брал в руки кисть. Однажды, проигравшись в пух и прах, Бэкон обнаружил, что у него нет ни холста, ни денег, чтобы его купить. Он взял какую-то неоконченную картину, перевернул ее и стал писать с обратной стороны холста. Незагрунтованный холст быстро и необратимо впитывал краску – работать приходилось стремительно и точно. Это бодрило. Это дисциплинировало. Это делало мазки авторскими и узнаваемыми. С тех пор Бэкон всегда работал так, независимо от того, выпадал ему чет или нечет.
Личная жизнь Бэкона была бурной. Его стакан никогда не бывал наполовину пуст – Бэкон выпивал залпом, чтобы тотчас наполнить до краев. В лондонских казино его обожали. Одним из его любимых притонов, его «местом силы» был паб Colony Room в Сохо. Это место пользовалось популярностью среди лондонской богемы (не в последнюю очередь благодаря тому, что здесь часто бывал Бэкон). Размытые плотным табачным туманом, деформированные опьянением или похмельем лица местных пропойц были для художника бесперебойным источником образов. Пожалуй, не будет большим преувеличением сказать, что для завсегдатаев паба Фрэнсис Бэкон был реалистом.
Впрочем, Бэкон приходил в Colony Room не за вдохновением. Здесь он был дома. Самозабвенно пил. Азартно терял человеческий облик. Бузил и лез в бутылку. Случалось, едва стоящий на ногах Бэкон выступал здесь с гневными обличающими тирадами в адрес, к примеру, «всех этих жалких размалеванных педерастов». Сам он притом нередко бывал густо накрашен и одет в кружевное белье.
В 1952 году Бэкон познакомился в Colony Room с Питером Лейси. Это был отставной военный летчик – красивый, властный, с опасно накренившейся психикой. Лейси подрабатывал тапером в соседнем баре, а в Colony он расслаблялся – по свидетельствам очевидцев, ему ничего не стоило выпить за вечер три бутылки виски. Их отношения с самого начала были сущим кошмаром: Лейси ненавидел картины Бэкона и нередко кромсал их в припадках безудержного пьяного гнева. В спальне он держал коллекцию плеток. Когда Бэкон рассказывал друзьям, что Лейси «хочет посадить его на цепь», это не было метафорой.
Во время очередной бурной ссоры Лейси выбросил Бэкона в окно (оба были пьяны в стельку). Увидев Бэкона – избитого, в порезах и ссадинах, с едва не вываливающимся глазом – его друг Люсьен Фрейд бросился на Лейси с кулаками. Но тот не ответил. «Он ни за что не ударил бы меня, он ведь «джентльмен», – вспоминал позднее Фрейд, – ни за что не ввязался бы в драку. Потасовки между ними были завязаны на сексе. Я ничего этого не понимал». Чем больше свирепствовал Лейси, тем больше привязывался к нему Бэкон. В 1956 году Лейси переехал в Марокко, Бэкон отправился следом. Его часто видели избитым на улицах Танжера. Дошло до того, что британский консул решил вмешаться и обратился к начальнику местной полиции. Выяснив, что к чему, полицейский отрапортовал: «Сожалею, месье консул, но тут мы бессильны. Месье Бэкону это нравится».
Бэкон уничтожил великое множество своих картин. Когда в 1936 году его работы отвергли кураторы Международной сюрреалистической выставки (они сочли их «недостаточно сюрреалистическими»), разочарованный Бэкон уничтожил все, что успел нарисовать к этому моменту. Следующая зачистка произошла в 1944-м: художник счел триптих «Три этюда к фигурам у подножия распятия» своей первой зрелой работой и попытался собрать и похоронить все, что сделал до нее. Он неоднократно уничтожал собственные полотна, уже будучи всемирно известным. Однажды он увидел в витрине галереи на Бонд-Стрит свою картину, купил ее за 50 тысяч фунтов и тотчас изорвал ее в клочья – он был требовательным и самокритичным творцом.
В 1963 году Бэкон познакомился со своим возлюбленным Джорджем Дайером, когда тот грабил его дом. Во всяком случае, так обстоятельства знакомства описывал сам Бэкон. Нетрудно представить себе растерянность Дайера, проникшего в апартаменты художника в Южном Кенсингтоне: горы мусора, россыпи фотографий, журналов, альбомов, газетных вырезок, стены и двери покрыты наростами краски (их Бэкон использовал вместо палитры) и повсюду картины (те, что пугали даже Маргарет Тэтчер). Дайер был мелким жуликом из Ист-Энда и не отличался большим умом. Если бы Бэкон не поймал его на горячем, он наверняка ушел бы из этого типичного убежища серийного убийцы ни с чем. Ему просто не могло прийти в голову, что самый неказистый эскиз принес бы куда больше, чем столовое серебро и стереосистема.