Детство и юность Ай Вэйвэя сложно назвать легкими и счастливыми. Ему было около года, когда его отец – знаменитый поэт Ай Цин – впал в немилость китайских властей. Почти 20 лет Ай Цин с женой и сыном прожили в изгнании, в небольших деревнях у северокорейской границы и в провинции Синьцзян, где вчерашний поэт был вынужден, в числе прочей работы, чистить общественные туалеты. Семье удалось сохранить только одну книгу – большую энциклопедию, которая стала едва ли не единственным источником образования для Вэйвэя. В те годы он научился изготавливать мебель и кирпичи, что пригодится ему в будущих проектах. Но тогда о творчестве речи не шло, это был вопрос выживания.
Ай Цин и его семья смогли вернуться в Пекин только после смерти Председателя Мао, в 1976 году. Вэйвэй почти сразу же поступил в Пекинскую киноакадемию и вскоре стал частью группы молодых художников-бунтовщиков, параллельно участвуя в демократических митингах и маршах. Через пять лет Ай Вэйвэй отправился в Штаты, где и начался его творческий путь, но в 1993 году ему пришлось вернуться на родину из-за болезни отца. Когда Ай Цин умер, художник остался в Пекине и несколько лет посвятил изготовлению мебели и строительству собственного дома-студии.
Впервые Вэйвэй серьезно заявил о себе в 1999 году, когда его пригласили представлять Китай на Венецианской биеннале. Получив международное признание, художник смог позволить себе воплощать в жизнь все более смелые проекты. Одним из первых таких проектов стала провокационная выставка молодых китайских концептуалистов – открытый протест против негласных правил, долгие годы управлявших искусством в стране. Если коротко, то согласно этим правилам китайское искусство должно было быть понятным, реалистичным (в духе советского соцреализма) и изображающим в бытовых сценах процветание простых людей при коммунизме. Выставка, соорганизатором которой был Вэйвэй, стала прямым посланием властям Китая, недвусмысленно выраженным в ее названии – F**k off.
Уже тогда правительство увидело в мятежном художнике угрозу, потому что он имел определенный вес в мировом художественном сообществе и сделал видимыми проблемы, которые изо всех сил замалчивались. Но настоящее закручивание гаек началось после Сычуаньского землетрясения в 2008 году. Тогда под завалами некачественно построенных школ погибли тысячи детей, и чиновники не стали объявлять число жертв землетрясения, чтобы замять скандал. Вэйвэй провел собственное расследование, собрал и обнародовал реальные данные. Но из-за жестокого избиения полицией, после которого художник угодил в больницу, ему пришлось отказаться от дальнейших попыток докопаться до истины.
Но сломить бунтарский дух Вэйвэя властям так и не удалось. И на каждый их злобный выпад он отвечал новым скандальным художественным заявлением.
Сложно отнести этот эпатажный жест к какому-то определенному виду искусства. По сути это был перформанс, но без зрителей, и увидеть его можно только на фотографиях. Ай Вэйвэй «просто» разбил церемониальную урну рядом с домом своей матери в Пекине и снял это на пленку. Это если забыть о том, что урна была 2000-летним артефактом, который имел важную культурную и символическую ценность и за который художник выложил эквивалент нескольких тысяч долларов. Антиквары были возмущены таким вандализмом и назвали работу Вэйвэя актом осквернения. Он ответил: «Председатель Мао говорил, что мы можем построить новый мир, только если уничтожим старый». Этот провокационный акт разрушения символического предмета – отсылка к стиранию культурной памяти в коммунистическом Китае, антиэлитарном обществе, где тщательно контролировался доступ к информации, особенно к династической истории. После этого Вэйвэй «испортил» еще не один ценный сосуд, но в дальнейшем он их только красил.
Ворота на площади Тяньаньмэнь, известные также как Врата небесного спокойствия, служили парадным входом в Запретный город. Но кроме того, это еще и место жестокой бойни, произошедшей в 1989 году, когда солдаты правительства расстреляли мирных протестующих. Власти Пекина до сих пор отказываются обсуждать это событие и подвергают цензуре все его фотоснимки.
По правилам традиционной перспективы объекты, находящиеся ближе к зрителю, должны выглядеть больше, чем более отдаленные. На снимке Вэйвэя таким ближайшим объектом становится выставленный в оскорбительном жесте средний палец, который демонстрирует презрение художника к символу государственной власти. Одним Китаем, кстати, Вэйвэй не ограничился: фото с площади Тяньаньмэнь стало первым в серии, запечатлевшей средний палец художника на фоне Эйфелевой башни, здания Рейхстага и Белого дома.
Есть в этом фото еще один визуальный подтекст: намек на знаменитый снимок 1989 года с одиноким мужчиной перед рядом танков. И здесь дерзкий жест Вэйвэя становится своеобразной провокационной заменой фигуры, строго запрещенной в китайских СМИ.