Артхив. Истории искусства. Просто о сложном, интересно о скучном. Рассказываем об искусстве, как никто другой

Свободное падение

Когда Фрэнсису исполнилось 17, отец отослал его в Лондон. Юноша жил в столице на 3 фунта в неделю, которые высылала ему мать. Читал Ницше. Перебивался мелкими кражами и случайными заработками: пробовал силы в качестве домашней прислуги, работал в магазине (разумеется, женской) одежды. Саркастичный, острый на язык юноша, он нигде не задерживался надолго. Вскоре Фрэнсису Бэкону пришлось осознать и принять два факта. Первый: он стремительно опускается на живописное лондонское дно. И второй: живописное лондонское дно ему по душе.

В 1927 году Эдвард Бэкон предпринял отчаянную попытку вернуть сына к «нормальной» жизни. Он настоял, чтобы Фрэнсис поехал на полгода в Берлин вместе с Сесилом Харкот-Смитом – родственником по материнской линии. Сесил обладал внешностью и повадками образцового самца. Кроме того, он тоже был коннозаводчиком и отставным офицером – Эдвард не сомневался, что такая компания повлияет на его непутевого сына самым положительным образом.

«Дядя» оказался не самых честных правил: Сесил Харкот Смит вступил в связь с юным Бэконом практически сразу по прибытии в Берлин. Хуже того, в Берлине Фрэнсис посещал ночные клубы, смотрел фильмы Фрица Ланга и Сергея Эйзенштейна, общался с богемной публикой – конечно, вскоре он ощутил творческий зуд. Из Берлина Бэкон уехал в Париж, где побывал на выставке Пикассо, которая окончательно снесла ему голову. Последние надежды капитана Эдварда Бэкона рухнули: Фрэнсис решил стать художником.

Рулетка под обстрелами

В 1940 году умер Эдвард Бэкон. Фрэнсис (его братьев к тому времени уже не было в живых) распорядился обставить похороны настолько скромно, насколько возможно. Началась Вторая мировая война.

По причине слабого здоровья Бэкона не призвали в регулярную армию, но он добровольно служил в частях гражданской обороны до тех пор, пока это позволяла его астма.

В 1943 году Бэкон вместе с любовником Эриком Холлом поселился в Южном Кенсингтоне, в доме, где в прошлом жил и работал Джон Эверетт Милле. Крыша сохранилась лишь эпизодически, но в целом дом неплохо пережил бомбардировки – Бэкону удалось приспособить под студию старый бильярдный зал. Неизменная няня Лайтфут, ввиду отсутствия альтернативы, спала на кухонном столе. Здесь же с ее благословения Бэкон и Холл обустроили нелегальное казино. У этой няни не нужно было спрашивать. Кружка, рулетка и другие необходимые в быту вещи были у нее всегда под рукой.

Подруга дней суровых

Няня Джесси Лайтфут была занятной особой. Когда Фрэнсис подрос, она продолжала о нем заботиться, как и в детстве. Что не мешало ей принимать деятельное участие в затеях, которые добропорядочный обыватель счел бы сомнительными. Бэкон (под псевдонимом Фрэнсис Лайтфут) печатал в «Таймсе» объявления, в которых предлагал джентльменам услуги «компаньона», няня присутствовала на «кастингах». Когда Бэкон организовал дома подпольное казино, няня Лайтфут не просто включилась в процесс – она была единственной, кто извлекал из него прибыль. Рулетка не покрывала расходов на выпивку. Зато провожая в уборную нетрезвых клиентов, старушка неизменно получала щедрые чаевые. Неудивительно, что к няне Лайтфут Бэкон был привязан намного сильнее, чем к родной матери.

Во-первых, это красиво

У Бэкона были весьма своеобразные, можно сказать, парадоксальные представления о прекрасном. Парные мясные туши, разверстые в крике рты, свежие раны – все это казалось ему красивым. Бэкон почти искренне недоумевал, когда его картины называли страшными, жестокими или шокирующими. И когда Маргарет Тэтчер сказала про него: «Этот человек, который рисует все эти ужасные картины», – он был польщен лишь отчасти.

Он часто рассказывал в интервью, как еще на заре своей артистической карьеры, во время поездки во Францию, приобрел книгу о болезнях ротовой полости, богато иллюстрированную вручную. И влюбился в эти картинки – в радужные переливы воспалений, плавные очертания язв, блеск траченных кариесом зубов. С тех пор рты занимали в его живописи особое место. Когда один из интервьюеров заметил: «Позвольте, Фрэнсис, но ведь почти все рты на ваших картинах – черные!» – тот ответил: «Что ж, значит, я пока еще просто не написал свой самый красивый рот».

Не было бы счастья…

Первый успех настиг Фрэнсиса Бэкона в 1945 году после выставки в лондонской The Lefevre Gallery. Брызжущая животной агрессией, во всех смыслах кричащая, воспаленная и бескомпромиссная работа «Три этюда к фигурам у подножия распятия» с ходу поделила реальность на «до» и «после». Она мало кому понравилась. Впрочем, никто не сомневался: Бэкон – явление, с которым отныне придется сосуществовать и считаться.