Артур Артузов – отец советской контрразведки

Григорий Сыроежкин, вспоминая прошлое, отдаленное от той ночи на тринадцать лет, рассказал мне о своем участии в знаменитом деле Бориса Савинкова, известном теперь под названием «Синдикат» из книг писателей В. Ардаматского «Возмездие» и Т. Гладкова и М. Смирнова «Менжинский». «Об этом деле я упоминаю по той причине, что в нашем мадридском разведывательно-диверсионном отряде в качестве офицера находился единственный сын Бориса Савинкова — Лев Савинков, который с небольшой группой русских, проживавших во Франции, приехал добровольцем сражаться в рядах республиканской армии против мятежников», — вспоминал Василевский. Что только в жизни не случается!.. Знакомства, встречи, порой совершенно неожиданные, необъяснимые.

Произошло так, что в Испании встретились Григорий Сыроежкин и Лев Савинков, сын Бориса Савинкова, борьба с которым составила одну из самых ярких и блистательных страниц биографии тогда еще совсем молодого Григория Сыроежкина.

Лев Савинков, капитан испанской республиканской армии, некоторое время сражался в отряде, где служил Василевский, встречался с Сыроежкиным в периоды его приезда в Мадрид. Василевский был единственным человеком, знавшим, что связывает этих двух людей. «И сознание этого, — вспоминал Василевский, — заставляло меня находиться в состоянии постоянного душевного напряжения. Мы не имели права раскрывать служебные тайны. Да и кто знает, как в то время воспринял бы эту ошеломляющую для него новость Лев Савинков?»

Как уже говорилось, Сыроежкин ценил в людях отвагу и ум. Эти качества в полной мере проявлял в боевой работе Лев Савинков. «Не без участия Григория он получил офицерский чин и с достоинством носил офицерскую форму капитана испанской республиканской армии». Надетая набекрень фуражка придавала ему несколько залихватский вид. «Среднего роста, аккуратно скроенный, стройный, со строгим лицом, украшенным выразительными, немного грустными глазами, с тонко подстриженными на испанский манер усиками», он производил приятное впечатление.

Василевский стал свидетелем такого разговора:

«Иногда втроем мы засиживались за вечерней трапезой. Я был единственным человеком, знавшим, что связывает этих двух людей.

Однажды молодой Савинков задумчиво сказал:

— О моем отце говорят разное. Но он был не из трусливого десятка…

— Да, храбрости ему было не занимать, — заметил Григорий, думая о чем-то своем. Наверное, о тех далеких и тяжелых двадцатых годах, когда они, молодые еще тогда чекисты, вели смертный бой с савинковщиной.

Вероятно, что-то промелькнуло тогда в глазах Сыроежкина, потому что Лев спросил:

— Вам случайно не довелось встречаться с ним?

— Нет, не приходилось, — ответил Сыроежкин. — Но слышал о нем очень многое.

Он хотел перевести разговор на другую тему:

— Какое это имеет значение!.. Зачем ворошить прошлое? Мы в Испании. И мы знаем, почему мы здесь… Это главное…».

Вот такая была встреча в Испании. Само собой разумеется, что, разговаривая с Гришей Грандэ, Лев Савинков понятия не имел, какую роль тот сыграл в судьбе его отца. И конечно, сын Бориса Савинкова об отце имел свое мнение.

Детям всегда свойственно преувеличенно восторженное представление о родителях. И это прекрасно. Хотя, прямо скажем, это представление сына об отце, которого он почти не знал, сложилось под влиянием совсем необъективных данных и фактов. Эклектическая мешанина из сведений, сообщенных «друзьями» Савинкова и антисоветской белоэмигрантской прессой, весьма туманные детские воспоминания и просто сыновняя любовь окружили отца таинственным ореолом борца и революционера. Сын не знал, что перед последним нелегальным переходом в Советский Союз его отец, Борис Викторович Савинков, писал известному в то время русскому писателю-белоэмигранту М. П. Арцыбашеву: «Не знаю, как вам, фашизм мне близок и психологически, и идейно…».

Трудно было придумать более жестокий парадокс: сын сражался в Испании за дело, борьбе с которым отец посвятил свою жизнь. Уж кто-кто, а Сыроежкин-то знал, каким противником был для молодого Советского государства Борис Савинков.

В 1937 году Льву Савинкову было немногим более двадцати лет. Способный молодой человек многого достиг самообразованием, был начитан и довольно широко развит. К тому же, несмотря на свою молодость, имел достаточно горький жизненный опыт и испытал на себе гнет безжалостной эксплуатации. Это и привело молодого Савинкова в ряды добровольцев интербригад в Испании, чем он, несомненно, будет гордиться до конца своих дней.

Лев Савинков воспитывался в эмигрантской среде. Ему многого не хватало для правильного понимания роли его отца в революции, что-то мешало ему до конца избавиться и от некоторого предубеждения к советской власти. «Он не обвинял нас, понимая, что, поскольку отец был задержан на территории нашей страны с далеко не добрыми намерениями, к тому же много лет неистово боролся с оружием в руках против советской власти, сразу поверить ему мы не могли, — вспоминал Василевский. — Нет, он не обвинял нас, но высказывал естественное сожаление. Что ж, его сыновние чувства мы могли понять».