Клеон побежал со всех ног. До вечера еще далеко, а торчать в чистом поле без меча уж больно не хотелось. Подбежав к небольшой мельнице, он увидел то, что, по его мнению, походило на предмет, используемый простым людом.
— Пойдет! — выкрикнул он и побежал назад к бабульке.
— Ты только поосторожней маши, а то, не дай бог, ноги себе оттяпаешь… — сказала старушка, наблюдая, с каким рвением храмовник схватился за инструмент. — Ты, молодец, не так, ты лезвие опусти. Оно снизу должно быть. Вот, так уже лучше, — маленькие ручки старушки быстро перевернули инструмент в нужное положение.
— Ну вроде ничего сложного, маши себе да маши…
Хрясь!
Лезвие до середины застряло в земле, не срубив и колоска.
— Да что за!.. — храмовник с силой потянул косу на себя.
— Ой, ты ж так поранишься. Кто ж так машет. Вот смотри, — бабулька быстрым движением отобрала у молодого человека свой инструмент. Взяла косу аккуратно в руки и замахнулась справа налево.
Вжик, вжик, вжик — тонкие колоски попадали на землю. Вжик…
— Ох, старая совсем стала, ручки ослабли, тело не то… — она схватилась за спину.
— Давайте помогу.
— Ой, милок, добрый ты, хороший. Помогаешь старой и немощной. А давай я тебя отблагодарю? Хлебушек испеку, как раз вот хватит, — она покосилась на небольшую кучку скошенных колосьев.
Клеон густо покраснел.
— Ой, да не смущайся ты так. Хлеба у меня не убудет.
— Спасибо.
— Только ты смотри: косить будешь — аккуратно все в снопы сложи, чтобы не помялись, и смотри не наступай на них, они этого не любят. Зима вот скоро придет, а зимой без хлебушка тяжело мне будет. Ох, тяжело будет…
Она осторожно наклонилась к земле, чтобы поднять скошенное. Взяв бережно колоски, словно живые, своими старыми, но теплыми и заботливыми руками, она осторожно перевязала их веревкой, а затем закинула на плечо.
— Ну бывай, милок. Вечером свидимся, — переваливаясь с боку на бок, старушка зашагала к себе в домик.
— Эх… Знала бы ты, что зимы здесь не наступит и что мы все спим…
Клеон плюнул на свои ладони, растер слюну и, схватившись за рукоять, широко размахнулся…
Глава 19 Новые открытия
Спустя два дня Клеон вдруг обнаружил, что в его теле существует еще группа мышц, способная болеть, да так, что физическая боль после тренировок с мечом кажется абсолютно нормальной, да еще вдобавок и приятной.
— Астарх…
Вжик! Коса срезала несколько колосков.
— Скотина…
Вжик!
— Удавлю…
Вжик!
Храмовник замер. Впервые за несколько дней ему только что удалось скосить не один колосок, а срезать аж целый сноп и не застрять лезвием в земле.
— Бабуля! У меня получилось! — на радостях выкрикнул он.
— Ох, молодец, внучек, — бабулька, повязав голову платком, сидела, слегка сгорбившись от старости, на своем излюбленном пеньке и тихонько выковыривала черные семечки из шляпки подсолнуха.
— Сейчас, я тут!
Клеон ухватился за деревянную ручку посильнее и попытался повторить предыдущее движение.
— Ох, внучек, какой же ты у меня золотой. Прям на радость бабке с горы-то с этой и свалился. Вот если бы не ты… — старушка задумчиво покачала головой. — Внучек, обед уж близится, давай-ка отведай со старой хлебушка да водички колодезной попей. Не обидь старую.
— И вправду что-то жарко стало, да и поесть бы не помешало.
— Ну вот и отлично, хоть трапезничать буду не в одиночку, — старушка спрыгнула со своего пенька, отложила подсолнух в сторону и выудила откуда-то из-за кустов спрятанную корзинку. Развернув вафельное полотенце, что было аккуратно завязано на узелок, она достала буханку свежего хлеба, лук, сваренные вкрутую яйца, соль и кувшин с водой, плотно закрытый деревянной пробкой.
— Угощайся, — она протянула свою маленькую морщинистую ручку, в которой держала глиняную тарелку.
— Спасибо, — поблагодарил Клеон, забирая блюдо из рук старушки. — Бабуль, вот ты тут живешь одна…
— Ага.
— А тебе не страшно? И вообще, как давно ты тут живешь? — храмовник почистил небольшую луковицу, отложил ее в сторону, затем очистил от скорлупы пару яиц. Закончив с этим, он осторожно сложил все ингредиенты на кусок хлеба, посыпал солью и быстро закинул получившейся бутерброд в рот, ожидая, что же ему ответит старушка.
— Ой, милок, уже и не помню даже, — она закатила глаза к небу. — Давно уже здесь, как из города ушла, так тут и поселилась, — старушка опустила голову вниз, между бровей на ее лице образовалась складка, словно она пыталась что-то вспомнить.
— Бабуль, — храмовник немного замялся, — ты извини, что спрашиваю, но скажи, а как тебя зовут? У тебя есть имя?
Этот вопрос сильно рассмешил старушку, и даже печаль, возникшая на ее лице секунду назад, куда-то испарилась.
— Конечно, есть, куда же без имени. Правда, меня так уже давно никто не зовет. А когда-то звали Дарья.
— Бабушка Дарья, — задумчиво повторил имя храмовник.
Старушка вновь рассмеялась:
— Скажешь тоже. Ну да ладно, не бери в голову, лучше зови бабуля, так приятней и привычней, — она улыбнулась, и глубокие морщины на старом лице заиграли душевной теплотой. — Своих деток у меня нет, так что хоть тебе порадуюсь.
— Бабуль, а можно еще кусочек? Уж больно хлеб хороший.