Артуш и Заур

— К Артушу? — Камран пожал плечами и выпрямился. — В Карабахе и Армении армяне убивают всех азербайджанцев, не разделяя их на хороших и плохих. До каких пор мы будем терпеть? До каких пор будем делить армян на хороших и плохих? — он призадумался и добавил: — Вижу, ты сильно расстроился… Ты неплохой парень, Заур. Но армяне в друзья не годятся. Чем скорее это поймешь, тем лучше будет для тебя самого.

Заур потерял дар речи. Камрана он не слышал. Все его мысли были с возлюбленным, покинувшим этот город навсегда.

Кое-как он досидел до большой перемены. Как только прозвенел звонок, схватил портфель и выбежал из школы. Поспешил вниз по улице Буньяда Сардарова к метро «Баксовет», глядя по дороге на посеревшие лица жителей Баку, затрудняющихся понять происходящее в родном городе. Еле сдерживая слезы, дошел до ворот Ичери шехера. Остановился, передумал идти домой и пошел в сторону Губернаторского сада. Нагие деревья в парке выглядели одинокими. Кошки, не менее одинокие, чем деревья, бесцельно прогуливались по парку и не понимали, куда и зачем спешат стремительно проходящие мимо горожане. Только Заур, разрываемый на части тоской, как и кошки, не спешил никуда.

Наконец он вышел к бульвару. Здесь он увидел одни только парочки, ищущие уединения. Сел на холодную скамейку и посмотрел на еле заметный на горизонте остров Наргин. И сам не почувствовал, как и когда дал волю слезам. Когда теплые капли защекотали подбородок, он утер глаза и щеки. Вынул из портфеля пачку «Родопи», которую они купили вместе с Артушем, но не успели испробовать. Открыл пачку дрожащими от холода и волнения пальцами, достал сигарету, зажег спичку и поднес к сигарете. Первая затяжка вызвала кашель. Сделал паузу, потом затянулся еще, на сей раз осторожно. Докурил и задумался о том, почему эта гадость нравится взрослым. Ответа найти не смог. Он слышал, что курение успокаивает во время грусти и раздражения. Его отец не курил, но дядя, опустошающий за день две пачки, часто повторял, что если не покурит, то не выдержат нервы.

И вправду, он почувствовал, как немного приходит в себя. Подумал, что это еще не конец, что однажды война обязательно закончится, и Артуш, может быть, вновь вернется в Баку. «Почему бы и нет? Эта вражда не может длиться вечно. Если не он, то я поеду к нему. Когда вырасту…». Он ощутил как холод пробирается к костям, как он замерзает — встал и направился домой.

Конечно, все вышло не так, как он предполагал: война не закончилась, Артуш не вернулся. Но надежду — последний оплот — он смог сохранить. Никто не смог бы его утешить, разделить его горе. Разговоры об этой любви, стремление поделиться возымели бы для Заура катастрофические последствия. При всем желании он не мог бы найти в этом регионе, даже во всем СССР, человека, который был бы способен его понять.

Он пришел домой и записал в чистую тетрадь то, что говорило сердце. Это была клятва, это был вопль души. Записал и берег эту запись годами. Вот строки из неотправленного письма, из письма, которое никогда не дойдет до своего адресата:

«…Пламя любви в моем сердце никогда не погаснет. Может, когда-нибудь превратится в пылающие угли, но не погаснет! Обещаю любить тебя всю жизнь, жить только твоей любовью, не забывать никогда твои глаза, быть самым близким твоим другом, твоим возлюбленным, не уступать перед одиночеством, быть безумным ветром и окутывать тебя, каждое утро просыпаться заново влюбленным в тебя, вечно испытывать дрожь, что охватила меня в тот день, когда я впервые робко взял тебя за руку, впервые поцеловал тебя с колотящимся сердцем, обещаю видеть тебя во всех морях, во всех цветах небесной радуги, выводить твое имя в каждой строке, любить тебя за то, что ты — это „ТЫ“, мой милый, единственный Артуш!».

* * *

В ночь 20 января 1990 года воздух пропах кровью. Не шевелились листья на деревьях, куда-то подевались все кошки и собаки с городских улиц, даже луна покрылась странным красноватым оттенком. Площадь Ленина и 11-ой Красной Армии были охвачены людским потоком. К 22.00 на загражденных автобусами и троллейбусами дорогах, ведущих от микрорайонов в центр, разожгли костры, построили баррикады.

После того, как вернулся из школы, Заур уже пятый час не выходил из своей комнаты. Мать вытерла глаза кончиком цветастого платка и обратилась к мужу:

— Он что-то совсем мне не нравится. Что делать, Гейбат?