Арвендейл. Нечистая кровь

Яннем дошел до обитой железом двери и постоял немного, вслушиваясь в мертвенную тишину подземелья. Тихо, холодно и душно, лишь шуршат по углам пауки да слегка тянет сквозняком – в десяти шагах дальше по коридору в полу зияла дыра, называвшаяся «отхожей ямой», хотя предназначение ее отличалось от того, на которое намекало название. Оттуда же, из ямы, несся смрад, от которого Яннем содрогнулся всем телом. Он бывал здесь раньше, лично присутствовал во время пытки лорда Иссилдора (хотел сам услышать от него, что на самом деле Брайс не замышлял покушения и мятежа), но привыкнуть к этому месту, этой духоте, устойчивому смраду отчаяния и гибели было невозможно.

Яннем сдвинул засов, повернул ключ в замке и вошел в карцер для магов.

Камера с виду ничем не отличалась от остальных, разве что была намного более тесной: всего три шага в длину и ширину. Те, кто побывал здесь и вышел живым, рассказывали, что от стен, пола и потолка исходит рваное зеленоватое свечение, похожее на пульсирующую гнойную рану. Но Яннем, конечно, не мог проверить правдивость этих слухов. Именно поэтому он мог безопасно войти и без особенного дискомфорта находиться в этой камере. Именно поэтому стражники и палачи, которые следили за заключенными, всегда выбирались из простолюдинов. Потому что если в человеке тлела хоть толика магии, то, едва переступив порог и ощутив на себе действие рваного зеленоватого сияния, он валился на пол и начинал выблевывать собственные кишки. Причем эффект был тем значительнее, чем большей силой обладал маг.

Эту комнату пропитывало отражающее заклинание, которое высасывало ману и обращало против ее же обладателя.

Сначала Яннем не увидел Брайса. Ему пришлось поднять факел повыше и сделать шаг по скользкому, заляпанному нечистотами полу. И только тогда он разглядел своего младшего брата. Тот лежал в углу, скорчившись в позе зародыша, подтянув колени к груди, и быстро, неглубоко дышал. Его глаза были закрыты, волосы облепили мокрый от пота лоб, обе руки прижимались к груди, словно Брайс усердно молился. Но это была не молитва. Он каждую секунду, каждый миг боролся с отражающим заклинанием – кажется, вспомнил Яннем, оно называется «зеркало Шинмиры», – не давая отраженной магии уничтожить себя. Слабые маги, не способные долго выдерживать натиск заклинания, умирали в этой камере через пару часов; те, кто покрепче, могли продержаться день или два. И если они выживали, то отсюда их, отупевших, измученных, усмиренных, вытаскивали сразу на плаху. На памяти Яннема никто не выдерживал в этой камере целых пять дней.

Но это же Брайс. Его удивительный, непостижимый младший брат. Такой талантливый во всем, за что ни возьмется. Такой самоуверенный. Такой наглый.

Яннем подошел к Брайсу и присел на корточки, разглядывая его напряженное лицо. Брайс или не услышал шагов, или не придал им значения: его опущенные веки не дрогнули, дыхание не изменилось. Он все так же сжимался в комок и рвано дышал – выдох-вдох, выдох-вдох. Яннем провел пальцами по его лбу, липкому от холодного пота, отбросил с зажмуренных глаз слипшиеся черные пряди. Потом взял Брайса за правую руку, судорожно стискивающую запястье левой, и попытался расцепить его пальцы.

Ему это не удалось.

Яннем всунул факел в кольцо на стене и взял Брайса за плечи. Тот казался высеченным из дерева, словно каждая его мышца превратилась в камень. Глухо зазвенела цепь, тянущаяся от кандалов на ногах к стене; в ней не было особой необходимости, но те, кто создал карцер, позаботились о каждой мелочи. За тысячу лет существования Митрила из подземелья королевской темницы несколько раз совершались побеги, но из карцера для магов не сбегал еще никто. Яннем вставил ключ в замок на оковах, разомкнул их и, подхватив Брайса под мышки, с усилием поставил на ноги.

– Давай, – пробормотал он. – Давай, братишка, пройдемся немного.

У Брайса подкашивались колени, и Яннему пришлось тащить его волоком по грязному полу. Оказавшись в коридоре, Яннем усадил брата на пол, привалив спиной к стене, и торопливо запер дверь карцера, задвинув засов. Потом снова подхватил Брайса и оттащил от двери подальше. «Зеркало Шинмиры» представляло собой замкнутый кокон, и его действие строго ограничивалось стенами камеры, но стоило перестраховаться.

Когда Яннем повернулся к Брайсу, тот уже открыл глаза. Его взгляд блуждал, в нем плескалось такое страдание, что Яннем почти физически ощутил эту боль, будто собственную – как часто бывало в детстве, когда Брайс в очередной раз откуда-то падал и что-нибудь расшибал. Но, несмотря на боль, взгляд Брайса понемногу становился осмысленным. И в нем не читалось ни страха, ни ненависти, только удивление и смертельная усталость.

Брайс наконец узнал брата и хрипло выдохнул, разжимая судорожно сцепленные зубы.