Все эти невинные увеселения — хороводы, продолжались почти все лето до сбора орехов. За орехами ходили из города целыми партиями, семействами. В это время повсюду в лесу слышались песни, смех, ауканье…
Напев и этой песни прекрасный, в нем слышен отголосок старины:
… Хороводы водились в разных местах с пасхальной недели. В нижней части города — под Васильевской горой, а на горе — в конце улицы Глухой возле дома мастерового Пестрикова. Тут среди прочих можно было услышать и такую песню:
Хоровод водили умелые певуньи. Девушке часто требовался парень-хороводник или затейщик. В хороводных играх частенько себя показывали и яньки, самотники-себялюбы, щеголи, одетые пестро, крикливо…
И вот еще одна, тоже записанная в семидесятых годах прошлого века этнографом, уроженцем села Кирилловки А. В. Карповым. Эту песню могли петь под Васильевской горой у дома богатого огородника Куликова.
… Парень входил в круг, выбирал себе милую, а милой была та, которую он тут же целовал.
И начиналась песня:
За неделюшку сердце слышало,
За един денек поведало…
Провожала друга милова
До города до Дунилова,
До заставушки Московской.
У заставушки мы расставалися,
На нас люди дивовалися.
«Что за чудная за парочка!
Не знай, муж с женой
Или брат с сестрой?»
Расстаются парень с девушкой,
Расстается, ей наказывает,
Честью-лестью уговаривает:
«Ты живи, моя лебедушка,
Живи не печалься.
Если будешь ты печалиться,
Пиши ко мне письмо».
«Я писать-то, девушка, не умею
Писарям не велю:
Писаря — воры-злодеи,
Пишут они ложно,
Разбрать не можно».
Гулянье это падало на день праздника Всех святых, который отмечается православными на следующее воскресенье после Троицы.
Начально гулянье проходило в северо-восточной части от города в черте ореховых перелесков, но позднее стало перемещаться поближе к Всехсвятскому кладбищу.
Начало дня — Богу.
Шла торжественная служба в кладбищенском храме. Затем по желанию жителей верхней части города священники служили панихиды на могилах… Молодая листва берез и лип, голубое небо, цветы, пахучий дым ладана, золото одежд священнослужителей — людьми владело сознание неразрывности с теми родными и близкими, кто ушел из земной жизни, но продолжает жить в благодарной памяти живых.
К полудню неподалеку от кладбищенской ограды выстраивался торговый городок. Продавались тут, кроме сластей, и игрушки. Внимание к детям у ворот кладбища таило в себе и мистический смысл. Вот, ребятки, мы, родители ваши, тож когда-то ляжем под сень вековых лип. Не забывайте же нас потом, приходите на кладбище, помните и об этом празднике, о нашем внимании к вам.
Единство настроения роднило людей в этот день. Всеми владело радостное душевное состояние от сознания того, что у нас много святых, которые молятся за живых и усопших православных перед престолом Всевышнего.
День шел на спад, уставших детей уводили домой. У торговцев объявлялось «ренское» и пиво — мужчины заметно веселели. Женщины в этот день являлись в других нарядах и украшениях, нежели в Троицын день в Утешной…
В кругу молодежи слышались удары лапты по мячу и удары городошних палок.
Смеркалось, украшения на женщинах начинали тускнеть — можно было расходиться по домам…
Ярила — время летнего солнцестояния.