Арзамас-городок

Саратов, куда Жукова переехала к родителям после 1830 года, породнел скоро. Он был еще тем провинциальным губернским городом, в котором жить было сытно и уютно. Широкая рабочая Волга сближала со всей Россией, а яркий недальний Восток, дышавший по летам томительным зноем бескрайних степей и песчаных пустынь, приносил особый пряный привкус азиатских базаров. Жаль, что к этому волнующему привкусу примешивалась еще витающая над городом скорбная память о двадцати тысячах жителей, которых унесла страшная холера в 1830–1842 годах.

Саратов покорял вновь прибывшего скоро и навсегда. Вешними разливами Волги, обрывом Соколовой горы, где некогда грозный Пугачев стоял своим станом и ожидал сдачи города… Прямые улицы опускались к реке террасами, над ними величаво возвышался древний собор, воздвигнутый еще в 1697 году в память избавления от моровой чумы, и новый собор Александра Невского, выстроенный в честь победы над Наполеоном…

Марию Семеновну неизменно врачевала цветущая весенняя степь, теплые дни долгой осени, пропахшей яблоками, арбузами и горьковатой степной полынью. Саратову писательница посвятила искренние, восторженные строки. Даже будучи за границей, она тоскующе вспоминала саратовские места, а залив Ниццы напоминал ей широкое раздолье родной Волги.

Но главное — город оказался близким для Жуковой интересными людьми. Саратов быстро приобщался к отечественной культуре, и совсем не случайно здесь поднялся, со временем, вождь русской революционной демократии — мыслитель, писатель, критик, историк и пламенный публицист Николай Гаврилович Чернышевский.

Мария Семеновна скоро вошла в дом губернатора А. М. Фадеева, который завидно интересовался историей края. Его дочь Елена Андреевна Ган в замужестве снискала известность в изящной словесности. Это о ней тот же Виссарион Белинский сказал, что она «принадлежит к примечательным талантам современной литературы». Е. А. Ган, кроме застольной работы, усердно занималась ботаникой, ее редкой коллекцией интересовалась Российская академия наук. В городе сформировался тесный кружок талантливых литераторов, историков и краеведов.

Открыто жила в Саратове Мария Семеновна.

Вот что вспоминал о ней в 1895 году Иван Палимпсестов — редактор «Записок Императорского общества сельского хозяйства южной России». Рассказывая о своей многолетней дружбе с историком Николаем Ивановичем Костомаровым, он писал:

«…нас друг с другом познакомила и на первый раз сдружила жившая в Саратове во время оно известная писательница М. С. Жукова, женщина необыкновенной теплоты сердца, светлого ума, с удивительным даром слова. Около этого прекрасного самородка — женщины… группировались молодые люди с университетским образованием, и их она считала своими лучшими друзьями, хотя не чуждалась и светского большого общества».

Все современники, лично знавшие Жукову, отмечали незаурядность ее натуры, ее внутреннее обаяние, беседа с писательницей всегда оживлялась умом, «она имела обширные сведения в науках, которыми всю жизнь занималась с удивительной скромностью».

В доме Марии Семеновны бывал «писатель по части исторической» Г. В. Есипов, учитель саратовской гимназии Е. А. Белов — переводчик многотомной «Всемирной истории» Ф. Шлоссера, а также поэт Э. И. Губер (из саратовских немцев), что сдержал слово, данное им А. С. Пушкину, и перевел на русский язык «Фауста» Гете. Частенько засиживался у писательницы профессор Киевского университета Н. И. Костомаров, «по независящим от него обстоятельствам» оказавшийся на волжских берегах. Сюда он был выслан в 1847 году за организацию Кирилле-Мефодиевского общества, проповедуюшего идею христианского социализма без царей и господ, а также идею узкого украинского национализма. Опальному профессору в Саратове жилось недурно. Он работал тут над своим трудом «Бунт Стеньки Разина» и монографией о Богдане Хмельницком.

Однажды сын — Василий Разумникович, что теперь редактировал «Саратовские губернские ведомости», привел в дом благообразного белокурого юношу — сына местного священника Сергиевского прихода и приватно преподавателя древних языков в местном духовном училище. Сын и представил:

— Николай Гаврилович Чернышевский! Прошу любить и жаловать… Жукова довольно была наслышана уже о молодом учителе русской словесности саратовской гимназии. Передавали, что у него независимые взгляды и острый язык. Город обошел слух, что новый учитель говорит ученикам о вреде крепостного права, а директор гимназии, службист Мейер испуганно жалуется: вольнодумец, вольтерьянец! Да за это в Камчатку упекут бедного Мейера!

Горничная принесла чай. Тут подошел Николай Иванович Костомаров и мужчины присели к столу.

Разговор быстро перешел на общественные темы, горячился Костомаров, горячился молодой Чернышевский, да и Мария Семеновна не отмалчивалась. И только после гостей　она почувствовала, как устала. Позже, почти перед сном, вспомнила радующие слова Чернышевского: