Арзамас-городок

— Я, говорят, довольно начитан… Но, поверьте, Мария Семеновна, понять женщину, ее трепетное сердце, ее ум, ее устремления — всему этому я учился и по страницам ваших повестей. И, если сведет меня судьба с женщиной — я вспомню ваши учительные слова, постараюсь, чтобы жена стала мне другом и сотоварищем. Спасибо вам!

…С середины сороковых годов Жукова пишет меньше. В альманахах и столичных журналах, как бы прощальным приветом своему давнему читателю, появляются повести: «Миссионер», «Две сестры», «Ошибка», «Дача на Петергофской дороге», «Сердце женщины», «Ландыши»… В 1847 году вышел роман «Вера»…

Творчество писательницы не было ровным, бывали и неудачи, нарекания того же Виссариона Белинского. Но большинство повестей ее все же несли четкое социальное звучание. Истоки социальных мотивов творчества Жуковой, конечно же, не случайны. Они во многом обусловлены ее личным жизненным опытом, ее мироощущением, ее высокими нравственными, этическими воззрениями и развитым чувством гражданского долга. Мария Семеновна, несомненно, могла бы сказать о себе словами И. А. Гончарова: «Я написал(а) свою жизнь и то, что к ней прирастало».

Через все повести писательницы, варьируясь в именах, во внешних обликах и сюжетных поворотах, проходит умная, мыслящая и любящая героиня. И будь это дочь бедных дворян или дочь уездного чиновника — эта незаурядная женщина всегда несчастна. Вопросам равенства полов, вопросам высокой облагораживающей любви Жукова посвятила многие и многие страницы своих произведений. Вспомним, что писательница — ровесница пушкинской Татьяны Лариной и жен декабристов. Этим женщинам, как и героиням Марии Семеновны, свойственны высокие, чистые порывы в любви, преданность семейному и общественному долгу. Отсюда — высокая требовательность к мужчине, отсюда ратование за свободу личности женщины, страстное желание наряду с мужчинами работать во имя общественных идеалов. Вот он, душевный крик русской женщины, сорвавшийся с уст героини повести «Мои курские знакомые»: «Дайте женщинам одинаковые права с вами, господа мужчины! Если женщина каждый день украсит новым цветком путь жизни отца, матери, друга, если примером, беседою, убеждением посеет хоть в одном ином сердце полезную истину, любовь к добру или научит находить счастье в собственном уме, если утешит печального, оправдает оклеветанного, возвратит к добродетели заблудшего, научит несчастного любить жизнь, то она способствовала общей пользе и имеет право, если не на Владимирский крест, то по крайней мере на ваше снисхождение». И все же героини Жуковой не только живут мечтаниями, не только пребывают в высоком таинстве страдания. Нередко они находят для себя спасительный выход в общественной деятельности: ухаживают за престарелыми родителями и близкими, открывают школы, работают в пансионах, воспитывают новое поколение.

* * *　

Долгие годы Жукова лишь наезжала по летам в город на Волге — в Петербурге ее держала работа по подготовке рукописей в печать, а в 1854 году она вернулась в Саратов навсегда. Мария Семеновна сознавала, что приехала умирать. Зима радовала тем, что длилась долго. Неизменно рядом сын Василий, часто приходили друзья, и по-прежнему велись в ее кабинете бесконечные разговоры обо всем, чем полнилось столь богатое событиями для России XIX столетие. Четвертая война за полвека, теперь вот в Крыму. Французские, английские и турецкие войска осадили Севастополь. Что этот Запад веками идет в Россию с оружием?!

…Так хотелось упорядочить собранный гербарий, прочитать новые книги по естествознанию, заняться бы личным архивом, написать воспоминания. Ступин-то в Арзамасе — молодцом, «настрочил», как уведомил недавно в своем пространном стариковском письме.

Но у писательницы только и хватило сил на то, чтобы подготовить к изданию роман «Две свадьбы»…

Когда ей становилось лучше, она вставала с постели, в теплом халате усаживалась за рабочий стол и, не торопясь, оглядывала свой кабинет с тихой благодарностью к нему. Святая святых для писателя — шкафы с любимыми книгами. Вот истинные и неизменные друзья! Мария Семеновна неторопливо листала шесть томов своих сочинений — сколько обступало героев и героинь… Картины, бронзовые часы на мраморной каминной доске, расписанные фарфоровые вазы, любимые безделушки на туалетном столике… И над всем этим — близким и дорогим,　она сама с портрета Филиппа Берже. Он написал ее, кажется, в тридцать пятом…

После скажут: «Гладко причесанные на пробор волосы, чистый гладкий лоб и широко расставленные нежные глаза. Большие, умные и грустные, несмотря на готовые улыбнуться губы, эти глаза одни влекут к себе и будят желание заглянуть пристальней в душу, так тепло светящуюся в них…»

На письменном столе, слева от чернильного прибора, в серебряной рамке стояла миниатюра — автопортрет Филиппа. Спасибо тебе, веселый и галантный француз! Ты был настоящим другом тогда, когда сердце так требовало стороннего, дружеского участия. Ему было так одиноко в вертепе большого города…