Арзамас

Никто никогда не сможет догадаться, ни как Гумбольдту удалось передать послание своему новому другу в будущее, ни когда этот друг сообразил успешно его распознать. Но Хайдеггер, теперь тоже давно мертвый, переступил через порог, открыл дом бытия и пришел к истине. Он понял, что язык — это убежище присутствия. Разумеется, тогда ему было нетрудно, опираясь на собственное знание и будучи окрыленным знаками, поискать и найти ответный подарок от Гумбольдта.

Этот нигде не отмеченный момент радости Хайдеггера загадал мне загадку, и с отгадкой мне больше медлить нельзя. И каким бы ничтожным ни было это объяснение, ставшее следствием единственно невозможности помыслить, что я брошусь в пропасть в надежде не рухнуть в пустоту.

Я должна найти березу Хайдеггера.

Тиреоидоз

Мама

Какое такое у тебя знакомство, что мы так долго должны ждать?

Дочка

Я тебя привела к лучшему доктору, он тут главный.

Мама

Может быть, он главный по политической линии.

Мама

Мама, не вредничай. Потерпи еще немножко. (Их вызывают.) Ну, вот, это мы.

Доктор

Здравствуйте, что беспокоит?

Мама

У меня рак щитовидки. Он меня душит, я едва дышу.

Доктор

У вас с собой результаты анализов?

Дочка

Да, доктор, вот, пожалуйста.

Доктор (маме.)

Раздевайтесь, я вас осмотрю. (Смотрит результаты.) Хорошо, хорошо, хорошо… тут все в порядке. Изменений никаких нет, но у вас, сударыня, очень высокое давление.

Мама

Нет у меня давления.

Доктор

Надо последить. Это очень нехорошее давление. Вы принимаете лекарства от давления?

Мама

Принимаю.

Дочка

Не принимает.

Доктор (осматривает маму.)

Знаете что, я сейчас вам объясню кое-что про давление. Когда у вас поднимается давление, вы принимаете препарат, и давление снижается. Тогда вы перестаете пить лекарства, а давление в следующий раз поднимается выше, чем в первый раз. Вы опять его сбиваете лекарствами и опять перестаете их пить, а оно подскакивает еще выше. Так и до инсульта недалеко, если нерегулярно принимать лекарства.

Мама

А что с моей щитовидкой?

Доктор

Со щитовидкой все в порядке.

Дочка

Доктор, она уже перенесла инсульт, и все равно не хочет принимать лекарства.

Доктор

Вот как?

Мама

У меня не было инсульта.

Дочка

А что это было?

Мама

Это я отравилась бензином.

Дочка

Ага, и лежала в неврологии! Известно, что туда кладут отравившихся бензином. Что ты выдумываешь, как будто врачи не могут проверить?

Доктор (улыбается.)

У госпожи действительно был инсульт?

Мама

Говорю же вам, не было, я отравилась бензином.

Дочка

Доктор, у нее был парез левой стороны, если бы ее сразу не положили в больницу, не знаю, чем бы дело кончилось. Это было два года назад. Поэтому этим летом ей удалили узлы на щитовидке. (Маме.) Ты не можешь сказать, что этого не было, потому что у тебя виден шрам.

Доктор (дочери.)

Она должна регулярно принимать препараты от давления.

Дочка

Не знаю, что вам сказать, доктор, я все время пытаюсь, но без толку.

Мама

А что с моей щитовидкой?

Доктор

Ваша щитовидка в порядке, но вам надо принимать лекарства от давления.

Мама

Я их принимаю.

Доктор (дочери.)

А вот у вас щитовидка увеличена. Я хотел бы посмотреть ваши анализы.

Дочка

Ерунда, доктор, это все от нервов.

Бдение Гойи

Однажды ночью Франсиско де Гойя увидел во сне качели на эшафоте. Больше ничего в этом сне не было: ни ребенка, который качался бы на качелях, ни расстрельного взвода, который бы кого-нибудь расстреливал, ни казненных осужденных. А Гойя проснулся в паническом страхе. Потом он долго страдал от бессонницы. Наверное, не решался подойти к кровати в страхе, что в следующем сне какие-нибудь призраки из тайных запасов времени будут качаться на пустом эшафоте. Тогда, проведя долгое время без сна, он вспомнил свою мать, которая растила его с нежностью без тепла, и подумал, что вся его потребность в живописи стала печальным следствием этого плодотворного предательства. Так он обрел новое чувство благодарности, именно в тот момент, когда обнаружил дополнительные твердые основания ее ненавидеть. Чтобы отогнать такие неподобающие мысли, он взялся читать Небесную механику Лапласа. Так он запутает бессонницу, думал он, вразумит ее и, в конце концов, укротит. В мире знаков геометрия — это язык разума, но в мире мыслей разум имеет склонность предаваться заблуждению, от которого не может избавиться. Отбросив книгу и побоявшись, что никогда больше не заснет, Гойя обратился к новой стратегии, к мыслям о Микеланджело. Вскоре в его мысленном пространстве возникла Пьета. Теперь он мог передохнуть, любуясь складками, отрицающими тяжесть мрамора. И в тот момент, когда напряжение спало и ему показалось, что теперь он отдохнет, его обуял ужас. Как будто бы в сердце его проник какой-то гипнотический холод. Гойя, как сомнамбула, послушно сел к мольберту и начал писать.