Он ненавидел эту руку, мастурбирующую его член, ненавидел губы, смеющиеся над ним, но недоступные. Покрывался дрожащей и липкой ненавистью, пока терпел тепло прикосновений и нехватку воздуха. Так легко завёлся, так легко обманут. Втянут во что-то недозволенное. Под весом мощного тела он кончил быстрее обычного, тщательно закусывая стоны. Выгибался ли он? Позволял ли себя трогать где угодно? Да и ещё раз - да. Он повёлся бы на любой изыск и каприз и даже готов был отсосать этой мрази, если попросит. Поскольку человек разбирался в посягательствах на тело, он ведал о том, чем Тэхён никак не мог поделиться.
Встречая следующий головокружительный оргазм, Тэхён почти понял больных синдромом Котара. Весь мир давным-давно погиб, а он разложившийся шматок функционирующих костей, перевязанных на стыках мягкими чувствительными жгутами. Если бы рай спустили в ад, он был бы таким. Гротескным, воспалённым, с огромными глазами василиска и десятью руками, ласкающими всё доступное. Его ласки рождали бы замок из арматуры человеческой похоти, чьи внутренности тянулись бы нервами, сосудами и органами. И кто-то величественный заложит вовнутрь пирамиды из сотен миллиардов когда-либо живших, и тоннам не будет числа, как не будет числа той степени удовольствия, что положена за право носить человечий облик.
Проливался томный голос. Кровь приливала к щекам, ушам. Жаль, что тот некто не видел, каким мог быть Тэхён, доведённый до умопомрачения. Тэхён проникался к нему особенным чувством. Он уносил его печали, забирал боль, а принося другую - преподносил так, что Тэхёну нравилось.
Процедура повторялась, из вечера в вечер. Тэхёна кормили чем-то вроде конфет, затем, дождавшись прихода, ему дрочили и доводили до истощения, баловались, рисовали горячим воском по груди, ставили игрушки и совали их в рот. Но не трахали, не целовали. И человек был один. Тот, кто им довольствовался - не стая разных и ненасытных уродов. Тэхёна подкупало.
И он не понимал, что сбился с «трапезных» счёт.
…Запястье опалило резью, зато рука освобождена, затем отстёгнута и вторая. Тэхён стянул мешок, и запотевшую голову обтянуло освежающим холодом. Он вдохнул настолько сильно, что любые пробуемые наркотики оказались чушью на фоне дарованного кислорода.
Глаза открыл не сразу, но и степенность слепила. Чуть больше времени понадобилось, чтобы выплакаться. Закусив зубами подушку, Тэхён выдернул катетер и заглушил крик.
Испарина. Жарко. Чуть слышно капает кран.
Сероватый потолок. Правая стена зелёная - в прямом смысле, вкрапление растений, вьющихся, крупнолистовых, похожих на фикусы и прочее. Остальные цвета невзрачные. Обстановка не нова. Слева комната расширялась, обрастая кухонными тумбами и мягкой мебелью, обтянутой дерматином. Единственное окно наполовину зашторено жалюзи, в оставшейся половине Тэхёну видны переплетения садовых дебрей.
За рабочим столом открытый ноутбук и блокнот. В дальнем углу верстак с инструментами и парой пушек. Будь это сон - Тэхён бы подумал, что ненароком попал в гости к Юнги. С трудом поднявшись, он примерился к ногам, мышцы подводили, очерствели, но чем раньше их напряжёшь, тем быстрее справишься. Оглядевшись в поиске вещей, Тэхён не нашёл своих. Впрочем, что от них могло остаться? Сойдёт и хренова сорочка.
Кое-как, по стеночке и с передышками, он прошёл до ванной комнаты и, жадно испив желтоватой невкусной воды, застыл перед раковиной. Из зеркала на него смотрело измождённое чумазое лицо, проторчавшее под кайфом намного больше трёх дней. Но он же подсчитывал!…
Более-менее чистая кожа там, где разводы от слёз. Он выглядел по-настоящему паршиво, многократно уставшим, недокормленным, изнасилованным, но не совсем. Реабилитация взаперти явно не шла на пользу. Он недоверчиво ощупал неизвестного и быстро сполоснул голову, тут же повернулся, реагируя на рубящий звук снаружи.
Выход оказался закрыт с внешней стороны, но туда бы Тэхён сунуться и не подумал. Вместо этого он осмотрел окно, проверил задвижку. Поддалась. Краем глаза заметил доску на стене. Среди кучи развешенных бумаг он видел только одно, едва ли не светящееся среди серости и шрифтов. Фотографию. Коснувшись её, сглотнул ком.
Ноги подогнулись. Он не мог выдавить и звука, зажимая рот рукой.
Мило смотреть на себя пятнадцатилетнего и улыбчивого, не обретшего посттравматического синдрома. Тэхён на фоне кафедрального собора, справа у фото оборванный край… Там должен стоять Чимин. Какими судьбами здесь эта картонка - думать Тэхёну некогда, но легко прикинуть, что члену секты достать такое не проблема. В любом случае, распускать сопли некогда и мешкать нельзя.
Сняв с крючка монтировку, Тэхён распахнул окно и вылез, свалился на
заросший газон. Пасмурность предвещала дождь и грозу. Парило нещадно, ещё хлеще, чем на Сицилии… И эта неожиданная мысль грохнула в мозгу Тэхёна последним залпом фейерверка, самым слабеньким.
Он не дома.
На чужбине. В месте, о котором ему ничего неизвестно, отколотый от родины, без единого документа и союзника.