Ashen crown (СИ)

— Юнги, перестань! — осадил его Хосок, встав между ними, перехватил разгоряченного падре. — Прошу тебя, пожалуйста. Мы все на взводе. Это нервы. Давайте признаем, что беспокоимся за Тэхёна, но и давайте не будем рвать друг друга в клочья. Вашу мать, мы же одна семья! Какого хера?!

Убедительный аргумент заставил всех заткнуться и сойти с опасно повышенных тонов. Положение затруднительное. И каждый должен внести свою лепту в общее дело, а не устраивать склоки.

— У меня знакомый есть, — остывший Юнги назвал лечебное учреждение.

— Я не алкоголик, — отрезал Чимин и поймал жалостливый взгляд Хосока.

— Как скажешь, не алкоголик, — Юнги оставил телефон на столике и попрощался.

Убедившись, что они одни, Хосок вернулся к Чимину с объятиями.

— Неужели я так жалко выгляжу?

— Что у вас с Тэхёном стряслось? — Хосок заглянул в его слезящиеся глаза.

— Полагаю то же, что и у вас с Юнги, — печально ухмыльнулся он.

Они понимали, что это такое - чувство. Но дышали им абсолютно по-разному. Чимин положил голову на плечо Хосока. Нападая, он всего-навсего защищался.

Поздним вечером третьи лица застали Юнги в храме и сообщили трагическое известие. Он даже не ощутил, как воск догорающей свечи спёкся с кожей. Только зачем-то переспросил о деталях. И всё равно не поверил. Ни на один хренов грамм. Подойдя к алтарю, он возвёл глаза на распятие.

— Скажи мне, что он жив.

Но Иисус молчал.

***

Опротивевшее ощущение солёной слюны, грязного рта и песка под языком. Запах резины. Следом тяжёлое ныряние вглубь, и резко - наружу. Обострившийся приступ тошноты.

Звучала музыка, раз за разом - одна и та же песня. Пластинку как будто заело, но вдруг дорожка проехалась чуть дальше, и возник припев, вылупился, как и горячий вздох. Под него головокружение восходило от самого затылка к бесконечности, и вместо головы, торса, рук и ног - тело выросло в пространстве куском, казалось, подвешенным на крючок, хотя таковым не было.

До того, как Тэхён ощутил, что он есть, а не кажется - он испытывал приливы боли в каждой мышце, подрывы сотен крошечных мин. Благодаря этой боли он сделал два вывода: он жив и ему не давали обезболивающих. Следовательно, он не в раю и не в больнице.

Ровный ритмичный звук скользящего по оселку лезвия. По три подхода на обе стороны. Ровнёхонько. Тэхён прислушивался. Хлопки воздуха где-то сверху давали представление о крутящихся лопастях вентилятора, воздух спёртый, накалённый. И больше ничего. В комнате кто-то один. Тэхён и предположить не мог, сколько пробыл в отключке, кто с ним рядом и главное - что ему нужно. Кто-то похожий, настолько похожий, что после взрыва галлюцинации дорастили ему лишних черт. Некто обрёл силу хамелеона, научился забирать чужие лица и обволакивать ловушкой.

Разлепив веки, Тэхён несколько раз моргнул, зрение погрузилось во тьму не меньшую. Чем такому пробуждению, он предпочёл бы славно умереть. Ни сны, ни паршивое самочувствие не притупили того сумасшедшего впечатления, с каким он собирался отправиться к праотцам. Видимо, не успел, и та пуля просвистела мимо. Ему попросту не позволили застрелиться. Зачем? Чтобы показать, как отвратительно и затхло воняет изнанка кожаного мешка?

Воздух Тэхёну обеспечивали два несчастных прокола, тянуть через них кислород оказывалось затруднительно, и он неизбежно задыхался. Обливаясь холодным потом, он осторожно пошевелил пальцами и обнаружил, что в запястья и щиколотки врезаются грубые тонкие ремешки. Похоже, он занимал место на чём-то вроде больничной кушетки, подписанный пройти терапию на привязи. От него нет толку в виде заложника, он не фигура первосортного формата и подобного содержания явно не ждал. Не рассматривал вероятности оставаться в живых вообще.

Тем временем человек закончил заточку, и его шаги оборвались в непосредственной близости. Позвоночник Тэхёна словно натянули на дыбе, притворяться спящим и без сознания смысла он не видел. Чёрт, он видел лишь кромешную тьму. И слушал дыхание. Своё и его. Своё отсюда и его - откуда-то издалека, отматывая с добрый десяток лет.

Хрустнула зажигалка, горло припекло табачным дымом. Гораздо сильнее голода и жажды Тэхёну хотелось курить, а ещё отлить, но второе странным образом причиняло некоторые неудобства. Тэхён сообразил, что это катетер.

…В гробовой тишине всё внимание приковано к телу в белой сорочке, к виднеющимся ссадинам и царапинам, давно обработанным, но кровоточившим некогда красивыми рубиновыми капельками. Если Господь есть, он не зря позволил человеку получать раны. Что может быть совершеннее испорченной кожи, синяков, подтёков? А сеточка забитых капилляров? Произведение искусства.

Напряжение залегло камнем в груди. Где-то вверху с аппетитом причмокивали сигаретой, развевая выдохи так аккуратно, что молочная пелена вилась над Тэхёном, словно дрессированная кучка змей.