Ashen crown (СИ)

Что, если не сейчас? В безумии оставшихся до самолёта часов.

Прикрыв глаза, Чимин подтянулся, завалил Тэхёна на себя, сливаясь с его губами, судорожными движениями пальцев лаская плечи. Мозаика кожи разных температур, отколотые куски. Работа неосторожного мастера. Не разбирая пути, неосознанно, они избавились от мешающей одежды. Слабая борьба, рваное дыхание, то поспешность, то снова затухание, перемычка тепла. Тэхён оттолкнул его на ковёр и приник к шее, прикусил сухожилие, надавил весом на пах. Запрокидывая голову, Чимин зажал его между ног, несдержанно простонал. Сердце забилось пичужкой, обречённое быть выклеванным.

Рука Тэхёна примерилась к обхвату, большой палец плотно лёг на артерию. Громко дыша, Тэхён видел не пляжные камешки, а ковровый ворс, не Чимина страдающего, а Чимина смиренного. И заменил боль на поцелуй. Один, второй, третий, торопливый. Неожиданный случайный взмах, и Чимин узнал, что веки Тэхёна влажные. Он осыпал поцелуями его грудь, живот, не побрезговал им нигде и почувствовал странный удар под дых, когда заметил, что Чимин, покраснев, смотрит на него с тем пониманием, ради которого им суждено быть. Кажется, Чимин предчувствовал, что это трагедия, растянутая леской от апельсиновой плантации до завязи их нервных клеток.

Прибежище. Тэхён полагал, что нашёл его. Чимину всё равно - где. Его солнце и луна везде одинаковы. Тэхён поднял его, захватывая, унёс его на шёлковые простыни опустевшей и холодной спальни, разрешил ему справиться с линией пуговиц, отколоть манжеты.

Они едины в горе. Прошуршали рубашки, прозвенели бляшки ремней, с голеней слетела последняя брючная ткань. Чимин распростёр объятия, увлёк в поцелуй. Несколько болезненных минут на воспоминание о том, каковы суставы пальцев Тэхёна, и Чимин принял его в себя безропотно, выбрасываясь навстречу, разрешая раздавить себя и размолоть.

Тэхён первый. И был, и есть.

Навечно.

Глубже.

Ребёнок в голубой колыбели. Закрыв глаза, Тэхён целовал его переносицу, виски, лечил на ножках и ручках трещинки от холода, пеленал и укутывал. Пелёнки становились бинтами.

Тэхён прикрыл шрамы, они могли бы начать кровоточить. Чимин надеялся вытерпеть, что угодно. Но беспощадную, почти прощальную нежность - нет, горячие губы Тэхёна, его пальцы меж своих, медленные толчки, ввергающие в сумасшествие. Чимин на мгновение стал единственным, кто кусался, царапался и множил насилие, прячась под томительными стонами. Он изнемогал под ним. Этим Тэхён переписывал, перекрывал, оставляя о себе лучшее, но не менее болезненное.

И лишь позже, когда по руке Тэхёна пробежалась дурная судорога, он в агонии сжал челюсти на его плече. Чимин вскрикнул, расплескав полосы по острым лопаткам. Вслед огню и тупой боли просочилась кровь, Тэхён нашёл его губы, размазал по ним солёным и, приподнявшись…

Яростно замахнулся для удара, каким надеялся сбить припадок. Чимин скрестил запястья, инстинктивно закрываясь; согнутый вдвое, стукнул пятками о его ягодицы.

Колыбель, опущенная в подвал, пустовала. Доверху залитая мазутом.

Ребёнок вырос.

На лбу проступили вены, крупная испарина. Тэхён удержался, вгрызаясь в собственный бицепс. Склонившись, он прислонился щекой к щеке Чимина и продолжил двигаться, ныряя в него и слизывая дорожки пота и кровоподтёки. Чимин отвечал надсадным хрипом, подкармливая его, гладил его поясницу и выдыхая плотное облако, ластился целовать.

В Тэхёне покоились намёки, пробы, но отдачи не было, той великой, какой переполнен Чимин. Он чувствовал ритуальную необходимость происходящего. Страх потери.

Когда всё закончилось, бурно, криками, выскобленными с кожи швами, и Тэхён проехался губами по его ране, Чимин выдохнул словесное и замер. Но ничего не услышал в свой адрес.

Тэхён отстранился, посидел немного, затем вышел покурить, сходил в душ и начал собираться в аэропорт. Снова ушёл звонить Юнги или кому-то там в Венесуэле…

Чимин взял его рубашку и, скрутив в руках, зарылся в неё лицом. Ему придётся проводить его.

Снова.

***

Половина суток ушла только на перелёт. Почти двенадцать часов кряду. Еле живой, сточенный, Тэхён разбирался с изучением места, где держали Марко. Старенький хлебозавод. Местные наёмники подсказали, как продвинуться, и Тэхён потратил последние сбережения на оплату их труда. Из Катании с ним летело ещё семеро, трое находились здесь постоянно.

С собой хорошо бы иметь рядом такого стрелка, как Юнги, но…

На самом деле Тэхён не хотел брать его с собой, он просто хотел поговорить с ним, как с другом. Может, напоследок или душу отвести.

Идя освобождать Марко, Тэхён не делал ставок. Но однозначно планировал, что будет перестрелка. Врагов оказалось не больше, чем своих, не то чтобы и хорошо обученных. Дымилось всё так, что щипало глаза, и сыпавшиеся автоматные очереди обращались канонадой. Действо закрутилось со скоростью смерча. Марко, привязанный к стулу, истошно кричал ему уходить. Тэхён, застрявший на втором этаже металлической лестницы, слышал убийственно плохо. Он спустился.