Ashen crown (СИ)

Пряди слетали одна за другой, учащались губительные щелчки, и от завидной длины оставались ничтожные сантиметры. Юнги обкорнал шевелюру со всех сторон, подравнял и, отложив ножницы, услышал всхлип. Не успел отреагировать, как тут же заглох, превращаясь в немого наблюдателя. Наверное, так бы он и смотрел на младенцев, всходи они из купели на собственных ногах.

Хосок поднялся и, не оборачиваясь, медленно, как во сне, начал раздеваться. Всё, что он снимал - мгновенно улетучивалось в костёр. Последней канула силиконовая накладка. Нагой и дрожащий, он наконец обернулся, и Юнги смог рассмотреть его лицо, мокрые щёки и поплывшую подводку, его новое тело.

Ненасытное пламя занялось сильнее, источая тошнотворный запах горящих… потрохов? Или что-то сродни. Дыхание Юнги прерывалось.

— Может быть, я не знаю тебя слишком долго, — заговорил Хосок, приближаясь. — Может быть, ты считаешь, что я болен и у меня не все дома. А то, что я скажу тебе - мусор для мыльных опер. Но я хочу быть твоим, Юнги. И после того, что ты сделал - отказы не принимаются.

Не сказал, что чувствует. Юнги уловил и без болтологии. Он теми словами совершал крещение и отпускал грехи.

Хосок взял его за руки, повёл ладони по своему животу, вверх - к груди, вниз - к пупку. Сглотнув, Юнги смотрел так, словно собирался его разорвать и посадить каждый орган отдельно, чтобы когда-нибудь спустя годы в этом лесу выросла Она, плодоносящая надеждой.

Вписавшись в объятия, Хосок вздрогнул - для него этот поцелуй считается первым. Открытием. Юнги стиснул его ягодицы и вонзился в рот, Хосок потянул воротник рубашки и… оторвал пуговицу.

Чёрный едкий дым возымел вкус, наедаясь им, напиваясь, они отступили к кузову пикапа и рухнули. Юнги накрыл Хосока, отталкивая вглубь, затесавшись между его колен. Поцелуи. Градом. Улыбки, оскал, причастие.

У них разве было столько красок, чтобы нарисовать что-нибудь ярче ночи? Покорное гибкое тело плыло вслед прикосновениям, шоколадный изгиб шеи, талии. Юнги особенно полюбилась артерия - он излизал её, как голодный пёс. Когда стало понятно, что им не совладать и не переубедить небеса в опаснейшем из союзов, занавес скинули прямо на сцену. Погибли актёры и зрители. Поголовно виноватые. Нечего покупать билеты на смерть.

Опилки. Искорки. В воздухе вьются её останки, её забитые танцами косточки. Пой и веселись, Эсперанса, прости и прощай.

Хосок смог его убедить, извернуться, чтобы коснуться губами головки и вобрать член. До чего ему нравятся эти припухлые жилки, влажный ствол. Он с аппетитом отсасывал, и Юнги зачарованно отслеживал фокус, опуская его макушку. Немного стеснения, щёки горячие, покрасневшие уши. Юнги успокоил и повалил Хосока обратно на лопатки.

С пристрастием поставив засос, Юнги схватил его за член. Заскулив, Хосок отступил от нежности и закусил падре ушной хрящик. И жёстче, пока не взбесил Юнги, пока не заставил избавиться от одежды полностью. Душно. Хосок вытянул руку, указывая на кармашек рюкзака. Разъярённо задышав, Юнги потянулся.

Так Хосок не только талантливый актёр. Он сценарист. Расхерачив упаковку презервативов зубами, Юнги растёр на ладонях лубрикант и, зажав бедро, вставил пальцы. Извиваясь, Хосок, назвал кого-то сукой, одичало застонал. И была ночь, и была блядь, и в то же время - её не было. Хосок оставался невинным, призывая подыграть ему.

Вскипевший и растерянный взгляд. Немного смахивает на узнавание… Вот как. Хосок действительно прятался. Искусно. Тише воды, ниже травы, но он бесстрашнее Эсперансы и в разы её сильнее, порочнее. Потому что автор-создатель содержит всё. И если это не призвано парализовать и доставаться одному человеку, лучше пусть не достанется никому.

Хосок не держался и перестал скромничать, затмевая стонами всех, кого доводилось слышать раньше. Юнги вынул пальцы и опустился на него, догорающим моментом вглядываясь в хмельное озеро глаз. Он вошёл, выгоняя из лёгких развалины голосов, ухватился за Хосока, вворачивая язык в приоткрывшийся ротик.

Что-то налипло на нёбо. Слово. Сообщники. С первой же минуты они убивают вместе, избавляются от трупов, с первой же минуты они танцуют и веселятся, устраивая карнавал на погосте. И мрачный сатанинский бал всей труппой въехал в церковь. Пьянейте, бейте в барабаны!

…Ткани сжаты, смяты. Хосок вскрикнул, заколотив кулаками по спине Юнги, и он засадил сильнее, слизывая непрошеные слёзы. Отпрянул, ухватил за щиколотку, прижался мокрым виском. «Божья шлюха». Как теперь иронично, но оправданно. Выгибаясь, Хосок попробовал прикоснуться к себе, но Юнги отвёл его руку и взялся за него сам. Замедлился. Редкая степень взаимопонимания, способность пойти навстречу во всём и на уровне интуиции.

В приближающемся оргазме, когда Хосока выкинуло к нему в руки с полукриком, Юнги ощутил это, прочувствовал. Желание не обладать, но не делиться, желание дать ему крылья, но не подрезать привязи, восхищение им от макушки до пят и пряничная фантазия - залить свинцом в патрон, храня его до последнего вздоха.