Ашт. Призыв к Жатве

Девчонок уверенной рукой подсаживают на красивую жизнь, пояснила Шила, чтобы не выделывались перед мужьями, Аст-Асар, теми, кто может им эту красивую жизнь дать. Навроде подсадки на наркоту, — сказала Шила, но в голосе ее отчего-то прозвучала досада.

— Тебе туда, — указала Шила. — А у меня дела здесь.

— Погоди, — остановил Сорак. — А смысл в этой, как ты говоришь, подсадке? Что-то я не видел в Тревах ничего, кроме белого цвета и высоких технологий.

— Ты просто не заглядывал в личные акитэ, — пожала плечами Шила. — И на женские половины. Аст-Асар устраивают послушным женам поистине райские условия. На Ашт для женщины главное — покладистость, — пробасила она и надрывно закашлялась.

— Я и вижу, — буркнул Сорак.

— Ладно, братишка, бывай.

Сорак пошел по извилистой дорожке из мелких белых камушков. По краям растут алые, белые и желтые цветы, похожие на тюльпаны, только большие. Бабочки, жуки, пчелы… такое впечатление, что вся растительность этого мира, вся живая природа спряталась в городке. Вытесненная отовсюду ровными, белыми дорожками Ашт.

Ученицы, или мио, все на занятиях.

Но одна девочка сидит за книжкой на мягкой лавочке.

Вообще-то чудесный летний пейзаж, подумал Сорак: голубая трава, изумрудные макушки кустов, среди огромных, с голову, тюльпанов, сидит за книжкой юная, поэтично настроенная девчушка.

Даже издалека было видно, что у девочки белые, почти голубые волосы, что она худенькая и бледная, и белизну кожи нехорошо оттеняет кофейный цвет платья.

Перед глазами возник образ Мишки — тоже бледный задохлик, с жиденькими волосенками-кучеряшками. Отросли за последнее время чуть ли не до плеч. Ее бы на такую лужайку, да куклами завалить, книжками, сладостями… Заныло в груди, зашумело в ушах, глаза подернулись влагой. Сорак немного запрокинул голову и быстро заморгал, прогоняя непрошенные слезы. Мужики, типа, не плачут, а Мишку не вернуть. Он теперь в каждой беленькой девочке будет видеть названную дочь?!

Когда она успела стать мне дочкой? — подумал с горечью. Из-за того, что проклятые бабские слезы застилали глаза, Сорак не разглядел девчонку, пока не подошел совсем близко.

А когда подошел, ахнул:

— Раки?!

* * *

Шаткий кварк мне в душу, не может это быть она. Никак не может. Да и не похожа она на Раки… Та, на Какилее, совсем крошка. А тут… Вполне взрослая девица, худая только…

Взрослая худая девица смотрела на Сорака во все глаза.

— Мы знакомы?

— И голос, как у Раки! — вырвалось у Сорака. Такой же писклявый остался.

Девушка со странной прической — двумя шишками из косичек над аккуратными розовыми ушками растерянно смотрит на него, но явно не узнает.

— Где мы могли видеться?

— Если ты Раки, то кроме как в Какилее, негде.

Какилея. Родное поселение. Сейчас она вспомнила Сорака. Правда, когда видела его последний раз, голова его еще не была седой. Он… Нет, не из «гостей» Кэтти… Кажется. Она мало общалась с поселенцами Какилеи, ей и ребенком хватало работы. Но вот, как-то раз, когда Анна послала ее за молоком, а поселенские мальчишки окружили, забрали контейнер и деньги, еще и больно исщипали, дергали за волосы, спрашивали, сколько стоит ее мать… Тогда взрослый — для нее шестнадцатилетний парень действительно казался взрослым — он мало того, что навешал ее обидчикам по самое не балуйся, деньги назад отобрал, она даже пискнуть не посмела, что отобрали у нее меньше, чем вернули, слишком испугалась, так еще и извиняться перед ней заставил.

— Понятно, — хмыкнула Кэтти, когда Раки ей рассказала. — Помню его маменьку, как же, даже не из «девочек», из бесплатных, кому цена — три копейки, она и померла от срамной болезни, что в наши дни неприлично.

А его Раки — как назло, никак не вспомнит имя — еще встречала, хотела деньги вернуть, он же ей чьи-то отдал. Он тогда рассмеялся и сказал купить себе леденцов, или что там обычно дети едят…

Но с того раза никто в поселении ее не трогал. Ни разу.

Потом, через несколько лет, Раки просто перестала его видеть. И раньше видела редко — «в гости» он не заходил, если только где в поселении, случайно… Но почему-то все равно ощущала себя под защитой. Ее по привычке не трогали.

— Я не помню, как тебя зовут, — отчаянно краснея, честно призналась Раки.

И это худшее, что случилось в моей жизни, — подумала она.

— Сорак, — улыбнулся Сорак, так и не поверив до конца, что перед ним живой привет из родной Какилеи.

— Точно, Сорак, — улыбнулась в ответ Раки.

Проклятый Нефтидами, Аст-Геру и чем угодно Ашт с его дурацкой иерархией основ, падаан-до и прочих Аст-Асар перестал существовать, исчез, показался ширмой, иллюзией. Остались только эти огромные, синие, почти черные глаза, робкая улыбка, смешные барашки из косичек.

А потом все опять вернулось на свои места.

— Сорак, ты пришел арестовать меня, за то, что я сбежала со Сьерры-Алквисты? — Раки пожала худенькими плечами, аккуратно закрыла книгу в кофейного цвета обложке, осторожно, как будто прощалась, положила ее на мягкое сиденье скамейки.

Встала, снизу вверх глядя на Сорака, доверчиво протянула худенькую ладошку:

— Я готова.