– Что? – не поняла Ася. Она оглянулась на окно: напротив форточки висел жёлтый шар величиной с футбольный мяч. Он угрожающе потрескивал. Сердце у Аси кольнуло так, будто в него вставили иглу. Что же случилось? Что? Там, на горе, в Грозовом доме, что-то не так, а она должна слушаться вожатых и торчать здесь!
А девочки, как назло, охали и ахали и обсуждали, какая Ася совсем отчаянная, шаровой молнии не испугалась, а ведь могло убить, и хорошо, что Лена не видела. За окнами грохотала гроза, шаровая молния метнулась куда-то вверх, булькал, захлёбываясь собственной торопливостью, дождь. Его струи летели по стеклу, оставляя размытые дороги. И вдруг – тишина. Гроза оборвалась внезапно, будто Кондрат Тарасович поймал её за хвост и втянул в колбу.
– Ну и погодка, – вздохнул кто-то в коридоре.
Но Ася-то знала, что грозы хранятся в окованных медью сундуках. Их так просто не выпустишь, да и не соберёшь в одну минуту, это вам не послушный грибной дождик.
«Что-то случилось, – стучало Асино сердце, – что-то не так». Лететь на гору? Ещё пять минут назад Ася сердилась, что её не выпускают из корпуса, а сейчас сомневалась. Кондрат Тарасович ведь предупреждал, что к нему всю неделю нельзя показываться, что зелье должно настаиваться в покое. Куда же она пойдёт? Может, вообще все эти дожди оттого, что Кондрат Тарасович зельем занимается, не до погоды ему, вот они и разбаловались?
– Шустова! – ворвался в палату Матвей. – Тебя там дед какой-то спрашивает. Странный такой, в плаще… Э, потише! – Ася сбила Матвея с ног, выбегая на улицу.
На веранде столпились ребята из седьмого и шестого отрядов, а у крылечка возвышался Грозовой человек. Волшебный плащ клубился тучами и потрескивал молниями у него за спиной, глаза из-под широких седых бровей смотрели пристально, руки с узловатыми старческими пальцами были сложены на груди. В воздухе сильно пахло дождём.
– Кондрат Тарасович! – подлетела к нему Ася. – Что вы… Что случилось?
Он схватил её за руку и потянул за собой. Ему насторожённое детское внимание было неприятно. За Единственным дубом они остановились.
– Я два раза посылал тебе грозу! – сердито прогремел он. – Как ты не догадалась, что надо прийти? Думаешь, в мои годы легко проделать такой путь! Да я уже двести тридцать лет не выхожу из дома!
– Я… я почти догадалась… То есть я догадалась, но ведь вы сами сказали: неделю не показываться.
– Я надеялся, сердце тебе подскажет, что надо появиться, – поджал губы старик.
– Оно подсказывало! Но я… решила послушаться вас и…
– «Послушаться»! Слушать, Асенька, нужно только своё сердце. Ладно, прости меня, старика, за этот выговор. Устал я что-то. Давай о деле. Зелье почти готово. Но одно «но»: у меня пропало оранжевое стекло.
– Что?
– Оранжевое стекло. Бутылка, в которую будет налито зелье, должна быть из оранжевого стекла. Ну, или содержать в себе хоть немного оранжевости, или чтобы дно у неё было оранжевое. Понимаешь?
– Где же я найду бутылку с оранжевым дном?
– Ты кусочек оранжевого стекла найди, а бутылку я сделаю! Это обязательно надо! И не позднее завтрашнего утра. Как назло: ведь помню, было у меня такое стекло, но весь дом перевернул, все витражи просмотрел – нет нигде! То ли гномы утащили для своих игр, то ли просто потерялось… Ты поспрашивай у ребят, может, найдёшь?
– Я поспрашиваю.
Ася побрела прочь, не простившись. Она чувствовала такую усталость, будто ей тоже двести лет. Где искать оранжевое стекло? Бред какой-то! День продолжался, и Ася делала машинально всё, что нужно было делать: убирала территорию, репетировала танец для гала-концерта, играла в пионербол, что-то соврала про Кондрата Тарасовича, когда стали расспрашивать… А в голове стучало: оранжевое стекло, оранжевое стекло…
– Аська! Спишь, что ли! Уже три мяча пропустила! Иди подавай!
На площадку прибежал Максимка Арсёнов.
– Ася, а пойдём в саду работать?
– Да там уже нечего делать, Макс.
– Ну, А-а-ася-а-а-а…
– Вот хвостик! – всплеснула руками Даша. – Говорят тебе, нечего там делать.
– Ну, дайте какую-нибудь работу! Ску-у-учно!
– Скучно – найди мне оранжевое стекло! – в сердцах сказала Ася.
Максимку как ветром сдуло. Даша удивлённо посмотрела на Асю и спросила.
– Зачем тебе оранжевое стекло?
– Откуда я знаю? Пусть ищет.
– Здорово ты его… отшила.
Асе стало так стыдно, что она чуть не бросилась за Максимкой вдогонку. И, нахмурив брови, сказала:
– Давайте ещё партию.
Но не успели и трёх голов забить, как примчался Максим и, чуть не плача, закричал возмущённо:
– Ася! Я нашёл, а она не отдаёт! Я ей говорю, что для дела, а она всё равно не отдаёт!
– Кто не отдаёт? – оторопела Ася.
– Да Глашка! Кричит: «Мне тоже для дела!» Я ей объясняю, а она…
– Да что не отдаёт-то?
– Оранжевое стекло, что же ещё?!
Бросив игру, Ася подскочила к Максиму.
– Максимка… А где она, Глаша?
– Да вон там, в песочнице. Я ей объясняю, главное, а она…
– Веди!
– Ася, ты куда?
– А матч?
– Шустова! Всегда так!
– Я сейчас! – крикнула Ася, убегая с Максимкой.
В песочнице у второго корпуса в полном одиночестве сидела большеглазая, стриженная под мальчика Глафира. Ася спросила:
– Она?