429
Под ним (το ηγεμονικόν αυτής) подразумевается, естественно, разумное и духовное начало. Сам термин το ηγεμονικόν восходит к античной философии, но уже очень рано органично вошел в христианское богословское словоупотребление. Ср. у Климента Александрийского, который говорит о наличии символического числа десять (декады) в человеке: «…пять органов чувств, способность членораздельной речи, репродуктивная способность, восьмое — сила, вдохнутая при творении (το κατα την πλασιν πνευματικόν), девятое — разум (точнее, «руководящее начало души» — το ηγεμονικόν) и десятое — отпечаток, который оставляет в душе верующих Святой Дух»430
Ср. у преп. Исихия: «Трезвение подобно лествице Иакова, наверху которой восседает Бог и по которой ходят Ангелы. Оно исторгает из нас всякое зло, отсекает многословие, злословие, оклеветание и весь каталог (список) чувственных страстей, не терпя и на короткое время лишиться собственной своей сладости» (Добротолюбие. Т. 2. Сергиев Посад, 1992. С. 169).431
Так цитирует свт. Феолипт.432
Это понятие (ή άχλυοποιος λήθη) предполагает, скорее всего, забвение Бога и Божественного, будучи противоположным постоянному памятованию о Боге; подобного рода забвение неразрывно связано с неведением, нерадением и другими пороками. Ср. ряд глав у преп. Марка: «57. Пусть всякая невольная скорбь научает тебя помнить о Боге, и ты не будешь иметь недостатка в побуждении к покаянию. 58. Забвение само по себе не имеет никакой силы, но укрепляется по мере нашего нерадения. 59. Не говори: что мне делать? Я и не хочу, а оно [забвение] приходит: это за то, что ты, помня, пренебрег должное. 60. Какое помнишь добро — делай; [тогда] и то, которого не помнишь, откроется тебе, и не предавай мысль безрассудному забвению»433
Говоря о «засадах страстей» (τα εγρυυματι των παθών), свт. Феолипт предполагает их внезапные и коварные нападения. Ср.: «Молясь, наблюдай за помыслом: если он легко успокоился, [проследи,] откуда это произошло, дабы не попасть тебе в засаду и, впав в обман, не предать самого себя» (Творения аввы Евагрия. М., 1994. С. 90).434
Это выражение (της Ιησού γλυκυτητος) предполагает в данном случае, скорее всего, преизобилие благодати в тайнозрительном опыте присутствия Господа. Ср. первое греческое «Житие» преп. Пахомия Великого, где говорится, что «больше вечных пыток боялся он быть отчужденным от смирения и сладости Божиего Сына, Господа нашего Иисуса Христа»435
Так цитирует свт. Феолипт.436
Речь идет о мире и покое духовном (elppvrj), вероятно, во многом совпадающем с исихией. Ср. у свт. Василия Великого, который, толкуя Пс. 33, 15, говорит:437
Так мы считаем возможным перевести выражение προς την μελέτην των πνευματικών.438
Возможно, здесь отзвук высказывания одной из ветхозаветных книг: