Эта переписка содержит 22 письма, из которых 8 принадлежат Евлогии (1,3, 5, 7, 9, 11, 13 и 15), а остальные 14 — данному монаху (2, 4, 6, 8, 10, 12, 14 и 16–22). Она состоялась в период между 1332–1338 годами (возможно, около 1335 года), охватывая по продолжительности своей около одного года. Установить личность корреспондента Евлогии исследователям не удалось, хотя высказывалась гипотеза, что им являлся исихаст Игнатий, известный по переписке Варлаама Калабрийского742
. Имеется и предположение, что вторым духовником Евлогии был Феоктист Студит — автор нескольких агиологических произведений, посвященных патриарху Афанасию I Константинопольскому, и стихов в честь свт. Григория Паламы743. Но данное предположение также есть не более чем очень и очень зыбкая гипотеза. Наконец, даже на ранг таковой гипотезы не претендует очень странное предположение, что этим монахом был известный оппонент свт. Григория Паламы — Акиндин744. Исходя из переписки, об этом анониме мы можем сказать немногое. Прежде всего, он был человеком образованным, поскольку посылает Евлогии свою книгу, содержащую трактаты («Слова») в защиту [эллинской?] словесности и направленные против тех [христиан], которые считали такую словесность ненужной («не благой»)745. Кроме того, данная книга содержала и поэтические сочинения, написанные ямбическими и гекзаметрическими стихами. По словам самого автора, трактаты были им написаны тогда, когда он еще находился в миру (έτι ιόν κοσμικός), а поэзия создана им уже после пострига. Свои стихотворения он характеризует так: одни из них легко доступны для понимания, а другие обладают более сокровенным, то есть духовным, смыслом; последние суть плод «исихии», но «безмолвия» не самого автора, а молитвенного опыта, собранного им из чтения «отеческих трудов» (των πατερικών ξειλεγμενων πόνων; Посл. 12). Еще он отправляет своей корреспондентке некие сочинения («Слова»), посвященные патриарху Афанасию I Константинопольскому, отмечая их еще необработанный и черновой характер (Посл. 4). Таким образом, корреспондент Евлогии являлся иноком, совсем не чуждым словесности и достаточно образованным. В то же время он был любителем «исихии» и неохотно покидал свою келлию (Посл. 8 и 9). Жил он, вероятно, где-то на окраине Константинополя, а по возрасту вряд ли был намного старше Евлогии. При всем том этот монах был человеком достаточно известным в столичных христианских кругах: он упоминает о своих друзьях-епископах и даже патриархе (вероятно, либо Исайе, либо Иоанне XIV Калеке), которые просят его уделять время (Посл. 17).Каким образом познакомилась Евлогия с этим монахом, остается неизвестным, но, возможно, она, услышав от кого-то из близких людей о нем, направила ему письмо, а тот ответил — и между ними завязалась переписка, начало которой утеряно. В сохранившемся первом послании Евлогии, являющемся ответом на письмо монаха, мы ничего конкретного не находим: здесь обретается только обычный для Византии жанр эпистолярной любезности. Несостоявшаяся императрица восхваляет «великую способность (силу) к любомудрию» своего корреспондента и одновременно жалуется на отсутствие у нее словесного образования (αμαλίαν εις την επιστήμην τής γραμματικής), скромно констатируя в то же время и собственную, пусть и малую, способность рассуждения (καί την μικράν δνναμιν εις το νοεΐν), дарованную ей благодатью и человеколюбием Творца и Спасителя Иисуса Христа (Посл. 1). По формальной своей стороне переписка сводится к просьбам Евлогии посещать ее для духовных бесед и вежливым, но упорным отказам монаха исполнить эти просьбы, поскольку ему требовалось в таком случае нарушать свое безмолвие и выходить из уединения в городскую суету. Наконец он соглашается навещать Евлогию шесть раз в году. Однако за этой формальной стороной переписки можно уловить некоторые существенные моменты, характеризующие личность и духовный настрой как самой Евлогии, так и неизвестного инока, выбранного ею в качестве духовного наставника.