Аскетизм по православно-христианскому учению. Книга первая: Критический обзор важнейшей литературы вопроса

Проф. Тареев имел в виду воззрения г. г. Розанова и Мережковского, а поэтому и выражается — заметно-применительно к их терминологии. Но отсюда же, быть может, берут начало и некоторые существенные неточности в его трактации, которые, напр., след.: «свобода духа необходимую точку опоры может иметь только в свободе плоти. Свобода плоти — в полноте и самобытности плотской жизни, в полноте ее радостей, ее страстей, особенно радостей брачных, в свободе личного начала, в полноте естественного развития во всех видах — в семейном, национальном, государственном, научном, художественном»… [1228] «С евангельской точки зрения плотской жизни должна быть предоставлена полная свобода. Это следует уже из того, что христианство, или евангелие, не может определять плотской жизни. Евангелие нельзя проповедовать детям, потому что это значило бы внушать им ненависть к отцу и матери, ненависть к братьям и сестрам, а это было бы полной нелепостью»…, [1229] — такой же нелепостью, добавим мы от себя, какой было бы внушать детям «отсечь правую руку», «вырвать правый глаз» и под. Но таких нелепостей, т. е. внушать буквальное понимание евангельских слов, забывая все правила, необходимые для понимания не только священного текста, но и всякого литературного произведения вообще, — т. е. идиотизмы языка, приточный, аллегорический способ выражения и проч., — не следует внушать не только детям, но и взрослым… «Для Божьего дела, говорит автор, христианин должен возненавидеть все свое, бросить мать и отца, жену и детей, презреть всякое мiрское благо, — в этом, и только в этом христианство». [1230] Но все эти понятия требуют специального анализа, раскрытия их в связи с цельным христианским мiровоззрением; иначе можно подать повод к значительным недоразумениям и, — по крайней мере, отчасти, — справедливым нареканиям… А так как подобных фраз у проф. Тареева немало, то, несмотря на некоторые меткие мысли, в его статьях заключающиеся, эти последние не дают вполне определенного и точного — даже, конечно, общего, представления о предмете, — об аскетизме и других, с ним тесно связанных предметах.

13. Проф. Алексей Васильевич Попов

Проф. А. В. Попов. Православные русские Акафисты, изданные с благословения Святейшего Синода. История их происхождения и цензуры, особенности содержания и построения. Церковно-литературное исследование. Казань, 1903.

* * *

Названное сочинение, будучи по своему содержанию и методу исследования, как значится в подзаголовке, характера церковно-литературного, тем не менее содержит в себе не мало страниц, занятых изложением и раскрытием православных воззрений принципиального характера на существо и особенности христианского «подвижничества» вообще и некоторых его особенных проявлений и форм, в частности.

Этот принципиальный богословский элемент вводится в сочинение не случайно, а требуется самым ходом мыслей проф. Попова. Содержанием акафистов служит вообще «воспитание духовной победы, одержанной при помощи Божией, св. подвижниками и праведниками над притязаниями зла и суетой мiра». [1231] Вот почему в акафистах «воспоминаются существенные факты праведности» прославляемого лица, «воспроизводится его нравственный образ», «указываются черты идеала христианской жизни, которые он осуществил своим житием». [1232] Отсюда уже естественно, что в отделах своей книги: «Акафисты святым подвижникам», [1233] «Акафисты святителям и преподобным», [1234] «Акафисты святым бессребреникам», [1235] «Акафисты святым юродивым», [1236] — во всех этих отделах г. Попов стремится показать, насколько общее православное учение по указанным пунктам отразилось в акафистах каждой из последовательно анализируемых групп названного церковного творчества.

Принципиальный богословский элемент вводится автором в довольно широких размерах, если иметь в виду собственно ближайшую и непосредственную задачу его диссертации.

Однако, если по этому поводу, быть может, и посетует специалист отрасли историко-литературной, имея в виду излишнюю щедрость автора в указанном отношении, то с богословской точки зрения указанные страницы упрека не заслуживают и даже могут порадовать богослова, поскольку г. Попов довольно точно, определенно и правильно, языком живым и наглядным, излагает кратко православное учение о существе, условиях и формах проявления христианского подвижничества.

Конечно, для изучавшего трактуемые вопросы по первоисточникам, сочинение не дает ничего особенного, оригинального и глубокого, не может служить в каком-либо смысле пособием, — но во всяком случае отрадно видеть выражение правильного понимания дела в сочинении ученого, трактующего предмет неспециально.

В настоящем случае мы не имеем ни возможности, ни надобности излагать мысли г. Попова подробно, но отметить существенное положение его, в виду указанных достоинств сочинения, мы считаем делом не излишним.