Аскетизм по православно-христианскому учению. Книга первая: Критический обзор важнейшей литературы вопроса

По словам автора, коренной внутренний переворот требуется для того, чтобы увидать Царствие Божие… Сущность и трудность этих усилий заключаются в переводе воли от забот о поддержании своего животного существования, от вечного отстаивания себя в жизненной борьбе — к исканию Царствия и Правды Божией, т. е. единения с Богом, а следовательно, и внутренней чистоты, к созиданию Богосыновнего настроения с полной преданностью всех своих интересов, всего себя в Его благую волю. Оторвавшийся от Бога человек весь погружен в мiр вещей и враждует с ближними; нашедший в Боге отца оставляет мiрское попечение, очищает свое сердце и примиряется со своими братьями. В этом стремлении к Богосыновству имеет свое основание христианская чистота, или аскетизм, как прогрессивное отрешение человека от господства вещей. Ибо в христианстве аскетизм не есть гордое самоутверждение духа, как у стоиков, ни индийское отрицание материи во имя Божества, ни буддийское отрицание во имя самого отрицания, ни борьба со злым началом, самобытным и вне человека сущим, как в религии персов, а есть он жизнь, достойная сына Божия, а следовательно, свободная от рабства вещам. [1391]

Относительно этой основной точки зрения на аскетизм следует заметить, что она несомненно отражает на себе взгляды проф. В. И. Несмелова, последовательно проведенные в его книге «Наука о человеке» (Том первый. Опыт психологической истории и критики основных вопросов жизни. Третье издание. Казань. 1906 г.), согласно которым зло существования человека в мiре обусловливается тем, что область его внутренней свободы подчинена давлению внешней необходимости, — закону механической причинности и гнету материальной нужды. [1392]

25. Проф. Владимир Александрович Никольский

Попутно очень краткое, однако довольно правильное и содержательное определение сущности христианского аскетизма (в отличие от понимания аскетизма гр. Л. Толстым) представляет проф. В. Никольский в своей библиографической заметке: «Толстой и Ницше в изображении английского писателя (International Journal of Ethics. Vol. XI, № I. M. Adams. The Ethics of Tolstoy and Nietzsche)». [1393]

* * *

Сущность воззрений г. Никольского на аскетизм выражается в следующих положениях. По истинно-христианскому понятию, аскетизм вовсе не есть известный определенный образ жизни (напр., монашеский, отшельнический), а душевное настроение, благодаря которому человек в борьбе с греховностью своей природы побеждает господствующие в себе страсти и приобретает известные добродетели. Аскетизм не есть какая-либо отдельная, воплощенная в одном неизменном образе поведения добродетель, а скорее основа, почва, на которой образуются все христианские добродетели… [1394]

Не трудно заметить сходство развивающихся далее на этой почве суждений с пониманием аскетизма, устанавливаемым о. протопресвитером И. Л. Янышевым (отчасти В. С. Соловьевым и проф. В. И. Несмеловым). (См., напр., определение «плотской жизни» в том смысле, что она есть «воля», порабощаемая «природой»). [1395]

* * *

Этим мы и оканчиваем свое рассмотрение трудов — ученых диссертаций и журнальных статей, принадлежащих перу русских православных богословов.

26. Adolf Harnack

Из сочинений, принадлежащих ученым иностранным, западно-европейским, в настоящем «Обзоре» мы остановимся только на тех наиболее выдающихся из них, в которых предлагается особенно заслуживающее внимания принципиальное освещение вопроса о православном аскетизме и в которых мы находим характеристику тех или иных существенных сторон православного аскетического мipoвоззре́ния и тех или иных важных особенностей фактического осуществления аскетизма.

Некоторые протестантские ученые с особым интересом и даже, можно сказать, с нескрываемой симпатией занимались изучением восточного христианского подвижничества, видя в нем осуществление индивидуального, помимо церкви, отношения ко Христу и усматривая в этом нечто аналогичное протестантскому отрицанию значения видимой церкви (для примера назовем Ноll’я, Zöckler’a).

В отшельническом монашестве они усматривали даже прямой протест против церковности, отрицательное или, по крайней мере, совершенно индифферентное отношение к церковным установлениям, общественным молитвам, церковным таинствам. Монашество в лице своих достойных и лучших представителей, настоящих монахов — они трактовали как носителя чрезвычайных, харисматических даров, как бы затенявших, отодвигавших на задний план и совершенно заменявших официальных носителей благодатного иерархического дара.