Аскетизм по православно-христианскому учению. Книга первая.

Недоумение возбуждается и тем, как И. В Попов объясняет причины того, что пустынники-созерцатели свое интенсивное настроение любви к ближним обычно не проявляли во внешней деятельности. По изображению автора, поступки соответствующего рода обязательно последовали бы, вызываемые внутренним настроением подвижников, если бы в наличности были необходимые для того условия. Но этих условий на самом деле не было, так как, – разумеется, – подвижники жили вдали от людей, не видя их и даже часто подолгу не слыша о них; материальных средств, из которых могли бы помочь, не имели и т. под. Так как эти обстоятельства не зависели от воли подвижников, то отсутствие внешней деятельности, по автору, и не могло препятствовать их нравственному совершенству.

Мы недоумеваем, как же указанные условия могут называться и считаться независящими от воли подвижников, если они предпринимали и осуществляли подвиг уединения добровольно и сознательно, для известных религиозных целей? Когда настроение любви к ближним действительно интенсивно заявляло о себе, то подвижники оставляли свое пустынное уединение и являлись «в мiр», в общество, в среду людей – для соответствующей деятельности. [1120]

Дело здесь, следовательно, собственно не в том, в чем указывает его проф. И. В. Попов. Вопрос сводится в сущности к тому, совместимы ли требования созерцательной любви к Богу с внешней деятельностью на пользу людей. На разрешение этого вопроса и следовало сосредоточиться для уяснения указанного предмета.

Автор, по-видимому, дает утвердительный ответ на этот вопрос, раз он допускает, что, когда представляется для того удобный случай, пустынник не может отказаться от деятельной помощи ближним. [1121] Однако, какая же тогда причина уединения?

Ужели не стремление удалиться от соблазнов и развлечений, каких бы то ни было, препятствующих полной сосредоточенности подвижников? Но – в таком случае – всякое возвращение к внешней деятельности будет уже непоследовательностью, нарушением всецелой сосредоточенности, ради достижения и поддержания которых подвижник и удаляется из общества. Здесь все дело, следовательно, в том, как понимать отшельническое «созерцание» и какие условия считать необходимыми для его достижения.

С другой стороны, получается, что подвижник сам старательно бежит от людей, удаляется от всякой внешней деятельности, но когда поводы, помимо его воли, все же, несмотря на все принятые меры, представляются, тогда он, как бы в виде уступки, нарушает свое «безмолвие» и заявляет себя фактами самоотверженной деятельности на пользу ближних.

Таким образом, при раскрытии занимающего нас предмета, центральным пунктом должно быть решение вопроса об отношении – с психологической стороны – созерцательной любви к Богу, с одной стороны, и деятельной любви к ближним, с другой, – о взаимном отношении вообще «созерцания» и «деятельности».

И этот вопрос далеко не так прост, как это представляется у проф. И. В. Попова. [1122]

В заключение нашего посильного разбора заметим, что воззрение И. В. Попова по интересующему нас вопросу близко соприкасается с воззрениями Ф. Ф. Гусева, которые разобраны у нас подробнее; многое сказанное в том отделе подходит и к настоящему случаю, а потому мы и ограничиваемся сказанным.

Кроме того, перу проф. И. В. Попова принадлежат относящиеся к наследуемому нами предмету журнальные статьи: «Религиозный идеал св. Афанасия» [1123] и «Мистическое оправдание аскетизма в творениях препод. Макария Египетского». [1124]

Основная мысль обоих указанных трактатов та, что Антоний В. и Макарий Е. путем аскетизма стремились достигнуть – и действительно достигли, по изображению анализируемых памятников – (Vita Antonii и творений, известных с именем Макария Е.) – собственно религиозного совершенства, – одухотворение, харисматических чрезвычайных дарований, непосредственного созерцания Бога, в форме преимущественно света; короче, – обожествления.

Написанные с обычной для профессора глубиной анализа, отличаясь ясностью и убедительностью изложения, названные исследования своим замыслом и общей постановкой вопроса обязаны – в значительной степени – влияний весьма интересной книги Карла Голля (Karl Holl. Enthusiasmus und Bussgewalt. Leipzig. 1898), о которой подробная речь впереди. ^{3}

9. Проф. Александр Семенович Архангельский

Некоторые труды русских православных богословов ставят своей задачей выяснение аскетических воззрений отдельных, но очень важных представителей патрологической письменности.

* * *

Проф. А. С. Архангельский. Нил Сорский и Вассиан Патрикеев. Их литературные труды и идеи в древней Руси. Часть первая: Преподобный Нил Сорский. СПБ. 1882 г.

* * *