Асорин. Избранные произведения

Домовладельцев насчитывается около 120. Все они пастухи или землепашцы — это здесь самые древние занятия и труд, коим люди занимаются искони. Все они необразованные крестьяне, жизнь ведут бедную, однако для них не тягостную. Несчастен лишь тот, кто себя несчастным считает; они живут, довольные своей нищетой. У них нет духовных интересов, нет разума. Все делается, как заведено обычаем. Хотя священники старались их пообтесать, сомневаюсь, чтоб они многого достигли. Здешние люди не стремятся к великим предприятиям, но лениво прозябают в своем незавидном состоянии. Одним лишь они сходны с героями Гомеровыми, а именно тем, что сами доставляют себе все необходимое для жизни человеческой.

На каждом из них подтверждается сказанное вышеупомянутым Гомером о добром человеке из Кум, который сам себе делал сандалии; сами же строят хлевы и сараи для скота и т. д. Также подходит к ним и то, что говорится об Улиссе, — что он сам воздвиг свой дом и соорудил кровать.

Не читавши то, что изложил в двадцати пяти книгах Магон о сельском хозяйстве и Ксенофонт в своей „Экономии“, ни того, что писали о скоте и прочих сельских статьях дохода Катон Цензор, Варрон и Колумелла, они по традиции соблюдают многие из предписаний этих мужей.

Все тут большие охотники поесть, и этим также весьма схожи с героями Гомера. Пьют много вина, как все северные народы. К ним приложимо то, что говорил Исайя, — большинство дней они с утра до вечера проводят в тавернах. В этом находят они величайшее удовольствие. Сохранились следы бывших здесь когда-то виноградников. Рассказывают, что их попросту забросили, так как они были причиною многих раздоров с самыми прискорбными последствиями. Здешний люд столь же любит виноград, сколь изготавливаемую из него влагу. Нет здесь ни одного христианина. Именем этим их можно назвать только в ироническом смысле.

Сколько им ни проповедуют, они остаются какими были. И чем сильнее им грозишь с кафедры, тем их больше разбирает охота пойти опрокинуть стаканчик, дабы таким манером заглушить слабенькие угрызения совести; а когда им говоришь, что пьянство грех, они выслушивают это с полнейшим спокойствием и даже не считают нужным омыть святой водою свой порок. Частенько вспоминаю я то, что рассказывают об ирокезах и других американских племенах, которых мы называем дикарями: они терпеливо выслушивают все, что им говорят, со всем соглашаясь, но к концу беседы выясняется, что ты нисколько их не убедил.

Ни Орфей со своею лирой, ни Амфион со своею арфой (о коих древние легенды повествуют, что они музыкой своих инструментов заставляли повиноваться зверей и даже камни) не смогли бы укротить этих людей. Не знаю, влиянию какой планеты приписать их нрав. Пусть астрологи определяют, действует тут Сатурн или Луна, а по моей астролябии выходит, что на прихожан моих влияют обе планеты.

Женщины здесь все — истинные Ревекки и Рахили и подражают Руфи в том, что собирают колосья, пасут овец и носят воду; лицом некрасивы, однако весьма отважны и так плодовиты, что на всем земном шаре не сыскать им равных. Их развлечения — пастушеские песенки и пляски под звуки бубнов и других инструментов, подобных тем, на которых, как сказано в Священном писании, играли при водружении статуи Навуходоносора. Все они любительницы чесать языки, и это им помогает забывать об огорчениях.

Похоронный обряд исполняют они совершенно так, как это делали древние израильтяне. При погребении провожают покойников с таким плачем и воплями, что вызовут сочувствие у самого бессердечного. Глядя на них, я вспоминаю вдову из города Наин, о которой говорится в Евангелии. Рыдания перемежаются с панегириком деяниям усопшего. Их надгробные проповеди столь патетичны, что сам Флешье, великий мастер подобных речей, не смог бы их превзойти.

Хотя они горько плачут, но утешаются быстро и, при случае, выходят замуж самое позднее через год, и так же поступают вдовцы; с некоторыми из женщин бывает почти как с Саррой, женой юного Товия, у кото рой было восемь мужей.

Нет в нашем городке и монастырей, однако монахи бывают — приходят заменить нас при отлучке или болезни, либо собирать подаяние. Фабрик нет, есть только мастерские по измельчению угля; здешние жители столь усердно занимаются изготовлением угольной пыли, что их всех прозывают „угольщиками“. По счастью, обстоятельства у них для этого благоприятные — сьерра наша изобилует лесами; благодарим небо за сию милость, иначе нам пришлось бы тяжко в зимнюю стужу, столь суровую в этих местах, что мы могли бы сказать то же, что святой Иероним в одном из своих посланий: „Frigidos obstitit circum precordix sanguis“[74].