Росалия де Кастро родилась в 1837-м, умерла в 1885 году. Всю жизнь она безвыездно прожила в Галисии. Сочиняла стихи по-галисийски и по-испански, написала два романа. За год до ее смерти, в 1884 году, в Мадриде появилась книга ее стихов «На берегах Сара», по благородству, тонкости и поэтичности не имеющая себе равных в испанской литературе XIX столетия. Книга эта прошла незамеченной. Как могло такое случится? Каким образом явление первостепенной значимости, впоследствии оказавшее глубокое влияние на эстетическое развитие страны, могло остаться без внимания? В 1885 году, как, впрочем, и сейчас, испанцы отдавали предпочтение блестящим, пышным, громким стихам. Правда, и в ту пору в нашей литературе встречались редкие и тонкие дарования. Уже в 1884 году Леопольдо Алас опубликовал две критические работы: одна — «Литература в 1881 году», в соавторстве с Паласио Вальдесом, другая — «Одни». Так возникла независимая критика. И все же книга Росалии де Кастро «На берегах Сара» не вызвала интереса. Годы спустя, в 1902 году, Хуан Валера при составлении своей печально знаменитой «Антологии испанской поэзии XIX века» не включил в нее стихов Росалии. В этой книге нашлось место многим ничтожным стихоплетам и никудышным поэтессам, но ни единой страницы составитель не счел нужным уделить поэту поистине замечательному; впрочем, в предисловии к изданию имя Росалии де Кастро все же упомянуто — оно стоит последним, в одном ряду с именами бездарных писак. Мало того: в 1908 году стихи Росалии не были включены в столь же неудачную антологию Менендеса-и-Пелайо «Сто лучших стихотворений». Но и это еще не все. Может показаться невероятным, но в одной из своих статей Антонио Вальбуэна при разборе упомянутого труда ни словом не обмолвился о Росалии, перечисляя имена поэтов, несправедливо пропущенных в собрании сантандерского эрудита.
Гнетущее одиночество Росалии, страдавшей от равнодушия и постоянной недооценки современников, вызывают к ней еще более теплое чувство. Пренебрежительное отношение к поэтессе со стороны такого беспечного, ограниченного верхогляда, как Хуан Валера, вполне объяснимо; с развязным панибратством, в равной степени присущим и Кампоамору, обращался этот писатель с творчеством художников и мыслителей, глубины которых ему не дано было постичь. Остается лишь пожалеть о целом периоде в истории нашей культуры, когда подобная поверхностность и небрежность вошли в моду с легкой руки высокообразованных людей. Тут Хуан Валера и дон Рамон де Кампоамор — непревзойденные мастера. Пока Росалия де Кастро прозябала в безвестности, критики и журналисты на все лады восхваляли поэтов трескучих, высокопарных и выспренних. Вдали от Мадрида, в стороне от литературной круговерти, Росалия ни с кем не переписывалась, не водила дружбу ни с писателями, ни с политиками. Нельзя не отметить также, что в своем творчестве поэтесса порвала с многовековой традицией рифмовки. Как понять этот новый, непривычный, режущий слух способ стихосложения? Но дело даже не в этом; достаточно сравнить стихи поэтов, представленных в антологии Хуана Валеры, с творчеством Росалии, чтобы увидеть, как велика разница. Причины неуспеха Росалии очевидны. Стихи большинства современных ей испанских поэтов вычурны, неглубоки, сухи и холодны. Ее собственная поэзия, напротив, свежа и нежна, исполнена внутренней сердечности и трепетного, смутного света.
В 1909 году в Мадриде появилось полное собрание сочинений Росалии де Кастро; в первый том вошли испанские стихотворения поэтессы из книги «На берегах Сара»; автор предисловия — муж Росалии, дон Мануэль де Мурхия. Ее стихом, пишет он, правит только ритм; она полностью отказалась от традиционных мэтров своего времени. «Это нововведение было столь неожиданным, — добавляет Мурхия, — что одним книга представилась неслыханной дерзостью, другим — загадкой». Странное ощущение оставляют эти стихи, где приметы внешнего мира соединены с чувством, с душевным движением тесными, но неявными, скрытыми, подспудными узами. Отсюда и обвинения в бессвязности, посыпавшиеся на Росалию со стороны не слишком проницательных критиков; на самом деле кажущаяся бессвязность тщательно продумана и логически обоснована. Так, перед героиней возникает огромный шумящий лес; стоит осень; листья падают и желтеющим ковром покрывают землю. «Бездонная печаль» овладевает Росалией; сердце ее сжимается. Осенняя грусть, листопад сплетаются с воспоминаниями, о которых, в сущности, не говорится ни слова, и, тоскуя о прошлом, поэтесса восклицает: «Зачем господь мне дал такую память?»