Асорин. Избранные произведения

Росалия тонко чувствует природу, неизбывность которой восхищает ее. «И вечность бесконечна, и не может бесчисленность окончиться». Вечность всего сущего — вот что поражает Росалию в природе. Ее пленяют и суровые гулкие леса, и «столетние высокие каштаны», и «дряхлые дубы», и зеленая гладь мягких лугов, и море с его «глухими вздохами», и зимние дали, где «деревья голые и пепельные горы», серая дымка, задернувшая горизонт, «хмурые тучи», неспешно идущие по небу… Здесь, среди печальных просторов родной земли, крепнет ее дух, терзаемый внутренним разладом. Росалия не равнодушный наблюдатель; ее снедает потаенная тревога, она сама признается в своих «волненьях смутных, нежности таимой». Что означает развернувшееся перед нами нескончаемое действо? Каков его смысл? И смысл нашего существования? Суть вечной тоски и смутной тревоги, точно переданной в стихах Росалии, — невозможность ясно определить, чем манит прошлое, какими желаниями томит настоящее. Да и о какой ясности можно говорить перед лицом этого моря и гор, перед охватившим нас ощущением былого; как словами передать жажду, сейчас, в этот миг наполнившую душу? Лишь к одному мы осознанно стремимся в надежде утолить скорбь: к забвению. К мечте о забвении неизбежно приходит и Росалия; из «вод забвенья, что в родстве со смертью», говорит с нами поэтесса.

Сострадание и мудрая доброта сами собой рождаются в ее душе. Сострадание и мудрость пронизывают ее стихи. Трудно представить что-нибудь более возвышенное, тонкое и мудрое, чем ее стихотворение «Маргарита»; невозможно страдать сильнее, чем она, глядя на бедных хлебопашцев, бредущих дорогами родной земли к побережью, чтобы навеки уплыть в дальние страны. Когда налетает порывистый южный ветер, а в очаге пылает огонь, пишет Росалия де Кастро, «голодные, они проходят мимо, измученные, жалкие, нагие»; холод леденит мою душу, говорит она, так же, как он леденит их тела; при виде этих горемык «грустит и ноет сердце». В другом месте поэтесса восклицает: «О, как же ты терзала их, отчизна, что от тебя без слез уходят дети!» О родине, «всегда глухой, приниженной и темной», горестно размышляет она в одном из своих лучших стихотворений.

Росалия страстно любила море; в нем виделось ей отражение ее одинокой души и вечной тревоги. Незадолго до смерти она пожелала взглянуть на него в последний раз. «Умирая, она хотела увидеть море, — пишет Мурхия, — свою величайшую любовь». Вскоре Росалии не стало. «Глядя на нее в тесном приюте, ожидающем всех нас, — вспоминает Мурхия, — я воскликнул: „Покойся с миром, бедная измученная душа; ты столько страдала!“»

Несколько лет спустя дону Мануэлю Мурхия, мужу Росалии де Кастро, тихому и скромному человеку, пришлось приехать в Мадрид. Он намеревался добиться лишь того немногого, что на старости лет причиталось ему по праву. То был опрятный, молчаливый, пунктуальный старичок в высокой старомодной шляпе, коротком сюртуке, с длинными усами и романтической эспаньолкой. Недели две обивал он пороги различных ведомств, одолевал лестничные марши и толкался в приемных. Ему улыбались, дружески похлопывали по плечу, но делом его так никто и не занялся. В конце концов спутник одного из величайших современных испанских поэтов свернул свой потертый сюртук, уложил в картонку старомодную шляпу с высокой тульей и в безутешной тоске отправился восвояси.

СУДЬБА РОСАЛИИ Перевод Н. Ванханен

Наша цель привлечь внимание к Росалии де Кастро; надеемся, что страстная пророческая книга, озаглавленная «На берегах Сара», понравится истинным ценителям. Всесильная таинственная Ананке тяготела над хрупкой Росалией. Дон Мануэль де ла Ревилья, откликаясь в «Современном журнале» — июнь 1877 года, № 15 — на прекрасную книгу Альфредо Висенти «Воспоминания», так говорил об особенностях галисийской поэзии: «Этой туманной заунывной лирике чужда ясность мыслей и чувств; она весьма напоминает португальскую saudade; все бесчисленные книги, последнее время одна за другой выходящие в Галисии, — на одно лицо». Между тем галисийские стихи Росалии уже были опубликованы: они среди безликих, неопределенных «бесчисленных книг», поступавших из Галисии в Мадрид.

За этой оценкой прославленного критика — настоящей крепостной стеной, не уступающей монастырской, — мы, искушенные читатели, угадываем сегодня присутствие самой Росалии, грустную линию ее крупного рта и ясные задумчивые глаза.

ЧТЕНИЕ * Перевод А. Шлейфер