Асорин. Избранные произведения

Поэт не скрывает своей тяги к новому: «Минувшему, — замечает он, — нет смысла приходить вновь, и оно не вернется». Поздним вечером, перед листом бумаги, в безлюдии Веруэлы, представляются ему съезжающиеся в Королевский театр нарядные дамы, окруженные роскошью, привыкшие к исполнению малейших своих прихотей и капризов; и он вспоминает о других, бедных женщинах, соотечественницах этих богачек, их сестрах по крови, изнуренных и обессиленных, бредущих крутыми тропинками Монкайо в поисках охапки хвороста, чтобы потом, сгорбившись, тащить ее на плечах в неблизкий город. «Надо признать, — замечает поэт, — наш мир чудовищно несправедлив». На память невольно приходят строки о бриллианте из «Философских стихов» Гюйо: живые и чистые грани бриллианта не что иное, как кристаллы застывших слез той бесконечной череды рабочих, которая сделала бесценным камень, извлеченный некогда из глубин далеких копей, чтоб, отшлифованный до блеска, оправленный в золото, засиял он на теплой атласной коже красавицы.

Поэт, — читаем мы в одном из стихотворений Беккера, — живет в бесплотном мире меж бытием и снами. Он не спит и не бодрствует. Его дух «странствует по краю, где меняют вещи очертанья», где «в замирающем сознанье» «молчаливым кругом» сплетаются мысли. Кому не знакомо смутное ощущение усталости, душевного упадка, потерянности, когда в часы отчаяния, скорби и безверия внешний мир словно едва проступает за плотной завесой.

И однако именно в такие минуты к нам, казалось бы глухим ко всему, чисто, четко, явственно, как никогда, долетает сквозь густую пелену некий звук — шорох, оклик, отдаленный собачий лай, потрескиванье свечи. Может быть, у вещей есть душа, и они силятся что-то сказать нам, не способным понять их? Не окружает ли нас таинственное и непостижное, недоступное нашим слабым чувствам?

Беккер — единственный на нашем Парнасе — сумел передать в поэзии это новое неясное ощущение. В стихотворении, о котором шла речь, поэт, описывая смутное состояние души, вспоминает, как внезапно, среди дремоты, ему послышался «нездешний голос, нежный и щемящий», окликнувший его по имени:

И с темнотою, вверившись забвенью,
я рухнул камнем и уснул устало,
и спал, и вскрикнул, пробудясь: «Кого-то
любимого не стало!»[98]

Подобное восприятие — свидетельство истинной поэтической тонкости. Вспомним громкую, риторичную, высокопарную поэзию той эпохи. Есть ли у вещей душа? Ответь нам, поэт, какие скрытые, неведомые силы говорят с тобой? Твой взгляд проникает вглубь вещей, за пределы обыденного, так скажи нам, что за тайное предчувствие порой бросает нас в дрожь? А этот зыбкий свет в сумерках нашего мирного рабочего кабинета, откуда он? Чей скорбный пронзительный крик прорезает ночь? Наши органы чувств несовершенны. Мы доныне пребываем в неведении. «Как знать, — записал однажды прославленный Кахаль в своих „Заметках по биологии“, — как знать, не откроет ли Наука более общих законов существования материи, не обнаружит ли она новых феноменов жизни и мысли, когда, спустя столетья, полностью адаптировавшись к окружающей среде, человек усовершенствует зрение и слух, а его разум привыкнет к решению куда более сложных задач!»

РОСАЛИЯ ДЕ КАСТРО Перевод Н. Ванханен