Асорин. Избранные произведения

Буйная зелень винограда карабкается по белым колоннам, обвивает трухлявые балки беседок, осеняет тополевые аллеи пышной кудрявой кровлей, бурными волнами переливается через пузатые, глинобитные ограды садов, ниспадает вниз, царапая водную гладь широкой, обрамленной крапивою канавы. За садами, за городом простирается огромная равнина, живописно разделенная на небольшие прямоугольники — зеленые, светло-зеленые, серые, блестящие, тусклые — и, уже более беспорядочной мозаикой, всползающая по отлогим склонам далеких бурых холмов. Между листвою змеятся, блестят полноводные канавки. Солнце заливает окрестности ослепительным светом, жарким зноем опаляет завитки виноградных лоз, просачивается сквозь могучие кроны орехов и рисует на земле тонкое кружево из света и тени. Время от времени порыв теплого ветра с шумом и шелестом проносится по высоким зарослям кукурузы. Вся природа, разгоряченная, трепещет. Где-то там, вдали, серое пятно города сливается с серыми пятнами голых склонов горы. В туманно темнеющем городе проглядывают то голубой фронтон дома, то белая полоса стоящих в ряд низких домиков, то небольшие зеленые штрихи посаженных рядами смоковниц. Громадный купол Новой церкви ослепительно сверкает играющими по нему лучами. Над Коллегией, на краю уэрты, два стройных тополя, прорезая красную ограду двумя узкими зелеными кинжалами, вздымаются над крышей и устремляют в небо заостренные кроны. Поближе, на первом плане, несколько тенистых миндальных деревьев вносят в темный фон города светлые, радостные мазки. А по правую руку, в глубине равнины, изрезанной блестящими, длинными полосами, над густой купой вековых вязов, чернеет гора Магдалена, выгибая свой гигантский хребет в пронизанном золотистым светом воздухе.

Городок спит. Тишину рассекает серебристо-звонкое пенье петуха. Неустанно трещат на вязах сонные цикады.

* * *

Мало-помалу зной спадает. Тени становятся длиннее, растения, сладострастно набухая влагой, расправляются, прохладные дуновения ветра освежают деревья. Небо у горизонта постепенно окрашивается светлым пурпуром, затем ярким кармином, затем ослепительным багрянцем, который зажигает на равнине настоящий пожар и, поверх редкого частокола темнеющих молодых тополей, обдает алой каймою силуэт горной гряды Салинас.

В мирной тишине близящегося вечера горожане прогуливаются по уэрте. Среди кукурузных полей прохаживается вдоль межи компания из четырех-пяти человек. Затем они садятся. Идет беседа. Говорят об изобретателе Кихано. Два года тому назад, в разгар войны, Кихано заявил, что изобрел новое взрывающее устройство. Крупнейшие газеты опубликовали заметки о Кихано, иллюстрированные журналы напечатали его портрет. Но неудачно прошедшие испытания вернули изобретателя обратно в неизвестность. В своей скромной мастерской в Екле он усовершенствовал изобретение. Должна состояться решающая проба. Успех несомненен, многие неоднократно видели работу таинственного устройства. Кихано верит в свое создание. Екла надеется.

Екла ждет с нетерпением. Кихано восхваляют, Кихано бранят. В ризницах, в задних комнатах аптек, в лавках, в кафе, на полях, на улицах толкуют о прессованном порохе, о динамите, о максимальном заряде, об отклонениях, о траекториях. Город сходит с ума. В казино, среди стука костяшек домино, от столика к столику перелетают бранные словечки, возгласы, насмешки. Заключаются пари, изрекаются патриотические пророчества, изрыгаются яростные проклятия. По белому мрамору столиков ударяют кулаки, и чашки дребезжат.

…В этот алый закатный августовский вечер небо словно бы воспламенилось от пылких страстей горожан. Очень медленно закатное зарево угасает. Солнце зашло, на обширную равнину ложится тень. Различные оттенки зеленого переходят в огромное однотонное пятно мутной синевы; первый план пейзажа сливается с глубинными, одеваются таинственной дымкой светлеющие выступы гор. Прочеркивая бледную синь, летит ласточка. И вдали, в густеющей темноте, залитая водою песчаная отмель, подобно огромному зеркалу, отражает последние лучи.

XIII