Асорин. Избранные произведения

Приехал редактор — сотрудник газеты «Эль Импарсиаль», другой — от газеты «Эль Либераль», третий — от «Ла Корреспонденсия», и еще один — от «Эральдо». В состав технической комиссии входят артиллерийский капитан, капитан инженерных войск, преподаватель Школы искусств и ремесел. Прямо с утра комиссия отправляется к Кихано и изучает его токспир. Комиссия высказывает мнение, что токспир не будет действовать. Токспир состоит из двух, четырех, шести набитых порохом трубок, трубки уложены параллельно в ряд на окрашенном черною краской столе; огонь, пробегая по передним отверстиям трубок, приводит токспир в действие. Технические эксперты прежде требовали, чтобы в устройстве было шестьдесят килограммов динамита; Кихано не сумел изготовить соответственные трубки. И комиссия решает, что токспиры заводского производства будут содержать один килограмм шестьсот граммов условного динамита. Пресса покровительствует изобретателю, один знаменитый драматург, один министр и один экс-министр заинтересованы в успехе.

Испытания проводятся после полудня, у железной дороги. Город жаждет ознакомиться с грандиозным изобретением. Кафе переполнены, кругом шумят, спорят, смеются. И с серебристым звоном бубенцов катятся по широким улицам двуколки…

Среди раскинувшихся на равнине виноградников, под жгучим августовским солнцем, толпятся любопытные вокруг деревянных козел. Но вот все отпрянули подальше, сам Кихано отходит в сторону — его подручный поджигает токспир. Токспир взлетает, отчаянно кувыркаясь, и тяжело падает метрах в ста… Газетчики изумленно открывают глаза, артиллерийский капитан возмущен, публика улыбается. Испытания продолжаются, поджигают еще два, четыре, шесть токспиров. Некоторые из них катятся по земле, иные летят назад, иные натужно взлетают, а один взрывается с ужасным треском. И народ пускается врассыпную, петляя меж виноградными кустами, над кудрявой зеленью которых, подобно порхающим бабочкам, мелькают зонтики.

Когда все возвратились в город, вечером, ирония и возмущение излились в насмешках и злословии. За несколько дней до того Асорин отправил в «Ла Корреспонденсия» статейку с пылкой хвалой Кихано; «Ла Корреспонденсия» напечатала статейку на видном месте. Номер был доставлен как раз в день злосчастных испытаний. И в казино его читали вслух перед кружком слушателей, взгромоздившихся ногами на стулья. Автор полагал, что проблема токспира решена окончательно, токспир готов для успешных испытаний: автор видел, как он «смело прорезал воздух». «Со скоростью, регулируемой по желанию, — добавлял он, — можно будет посылать огромные количества динамита на два, четыре, шесть километров против любого препятствия. Ясны ли масштабы революции, которую предвещает новое оружие? Военный флот полностью изменит свой вид, броненосцы станут бесполезными. С берега, с какой-нибудь шлюпки, токспир своим взрывающимся динамитом ударит по броне судна, и броня разлетится вдребезги. Испания вновь обретет могущество, Гибралтар станет нашим, великие державы будут искать союза с нами. И старый двуглавый орел снова величаво воспарит над Европой…» Газетчики совещались, спорили, опять совещались, опять начинали спорить. Им было приказано, если испытания окажутся неудачными, не посылать телеграмм; статья в «Ла Корреспонденсия» поставила их в трудное положение.

В доме Кихано, в гостиной, изобретатель держит речь перед кучкой друзей. Сцену озаряет мертвенно-бледный свет керосиновой лампы. В глубине, полулежа в кресле-качалке, меланхолически глядит на собравшихся женщина. Это жена изобретателя, у нее больное сердце, и ее уверили, что испытания прошли успешно. Кихано, сидя верхом на стуле, прислоненном спинкой к столу, сильно жестикулирует. Рядом с ним Лассо де ла Вега. Лассо де ла Вега — высокий, худощавый идальго, весь в черном; у него удлиненное лицо багрового цвета и жесткие черные усы, говорит он не спеша, звучным голосом. Возле него человечек со спутанной бородой, в грязно-белом мешковатом костюме, время от времени одобрительно кивает. Между гостями снуют две хорошенькие девушки.

Кихано утверждает, что испытания прошли «блестяще». Комиссия утром заявила, что трубки, мол, не полетят, — трубки полетели. Но ведь это опытные экземпляры, у него нет надлежащих инструментов, чтобы сделать их совершенными. Сама идея разумна, подвели средства исполнения.

— Это все равно, как если бы у нас в Екле кузнец сделал паровоз, — добавляет Кихано, — паровоз действовать не будет, но с научной точки зрения он будет вполне хорош.

Человечек кивает, соглашаясь; Лассо восклицает:

— Совершенно верно!

В соседней комнате накрывают стол к ужину. И под стук тарелок и приборов Лассо звучным голосом, с торжественно выдержанными паузами, читает длиннейшую оду, которую некий гранадский каноник прислал Кихано. «Ковадонга, Лепанто… гигантов… Сантьяго, Кавите… мы квиты…» Звенят тарелки, звякают вилки и ножи.