Аспид

Тепло разлилось внутри, словно я глотнула горячего чая. Гэбриэл выглядел смущенным, словно сестра только что показала мне коллекцию его детских штанишек. Я тоже смутилась от этой слишком лестной характеристики и осознания того, что он говорил обо мне с сестрой.

– Гэбриэл, ты уезжаешь сегодня, не так ли?

– Завтра.

– Но ты говорил, что…

– Завтра, – повторил Гэбриэл. Он так и не встал с дивана и не поприветствовал сестру. Только через пару минут, глядя на то, как он прикрылся журналом со столика, я поняла почему.

– Ребят, не хочу вас беспокоить и кофе сварю себе сама. Может, кто-то хочет тоже? – предложила Анджи, отправляясь в кухню.

– Не волнуйся, Анджи, ты не можешь побеспокоить нас больше, чем уже, – проворчал Харт.

– Я могу как-то облегчить твои страдания? – шепнула ему я, касаясь губами уха и постукивая пальцем по журналу.

– Да, – кивнул он. – Застегни все пуговицы и держись от меня подальше.

Я смеялась, когда шла на кухню. Харт провожал меня со скорбным лицом. Я повиляла ягодицами, чтоб поднять ему настроение. Он закрыл глаза, откинул голову на спинку дивана и проворчал, что то, что я делаю, ему совершенно не помогает.

* * *

Мы провели вместе день. Выбрались на природу, и Гэб с Анджи показали мне остров. День выдался ясным и теплым, ветра не было, океанический воздух пьянил, как наркотик.

Анджи околдовала меня вслед за братом. Есть люди, источающие особенную энергетику. С ними легко, с ними спокойно, они словно укрепленные гавани, где можно найти прибежище даже в самый страшный шторм. Оказалось, что Анджи тоже училась в религиозном пансионе для девочек, куда ее отправили бабушка с дедушкой, не в силах совладать с ее проказами и темпераментом. У нас сразу обнаружилась общая тема для шуток и разговоров.

– У нас была такая дисциплина, что мухи боялись гадить на стекла. Что, впрочем, не мешало нам развлекаться по мере возможностей, – сказала Анджи, как только Гэбриэл запарковал машину на берегу моря и мы вышли прогуляться.

– Мы ходили строем днем, а по ночам играли в карты на раздевание, – улыбнулась я.

– Наша директриса была бывшей наркоманкой, завязала, но изредка обдалбывалась кокаином так, что путала дверные косяки с людьми.

– Наша обожала ходить ночью по этажам и прислушиваться. Могла войти в любую комнату без стука в три часа ночи. Мы звали ее Цербер, у нее даже глаза светились в темноте.

– Моя подружка привозила из дому джин в бутылке от шампуня. Хорошо, что ее исключили, а не то я бы спилась в шестнадцать!

Я разразилась хохотом.

– Расскажи что-нибудь о своих школьных годах. Тяжко было? – спросила я у Гэбриэла, заметив, что он совсем не спешит делиться своими воспоминаниями, просто слушает нас с улыбкой.

– О да, ему было тяжко! – воскликнула Анджи. – Его не заперли, как меня, в монастырь, у него в школе был смешанный коллектив. И каждая вторая одноклассница мечтала, чтобы Гэбриэл залез к ней…

– Не продолжай, – предупредил он.

– В трусишки.

– Анджи! – Харт бросил в нее мелкой галькой.

– Но это правда! Пока мои репродуктивные органы зарастали плесенью в пансионе Святой Рафаэллы, Гэб каждое лето наведывался домой в компании новой девчонки.

– Я с тех пор остепенился, – рассмеялся он.

– Это тоже правда, – кивнула Анджи. – С тех пор как он стал работать у твоего отца, все девушки резко куда-то испарились. То ли постоянный стресс, то ли…

– Стресс, – оборвал он ее, поднялся и дал мне руку. – Думаю, нам пора возвращаться.

– Стресс по имени Кристи, – шепнула мне Анджи одними губами, стоило Гэбриэлу отвернуться.

Я с изумлением посмотрела на Харта, который ничего не услышал. По правде сказать, я на сто процентов была уверена, что ему всегда хватало женского внимания и вряд ли он монашествовал последние годы. Но мысль о том, что он мог обратить на меня внимание задолго до того, как мы впервые заговорили в ту ночь у фонтана, почему-то сразила меня наповал.

* * *

Он уехал на рассвете следующего дня. Прощались мы долго и горячо, так что губы потом долго саднило от поцелуев. Странно было вернуться в постель без него. Все казалось слишком тихим и меланхоличным: дом, пейзаж, погода, мои мысли, мое мироощущение.

Погода в то утро резко испортилась. С Атлантики налетели низкие тяжелые облака. Дождь обрушился на землю и на грудь океана. Я закрыла глаза и попробовала уснуть. Спалось тревожно. Снилось низкое темное небо, буревестники, парящие в предрассветном мраке, рыхлая земля на краю обрыва, в которой увязают мои пятки, и наконец мое стремительное падение в пропасть. Я резко открыла глаза, села на кровати и…

Приступ тошноты заставил меня вылететь из постели и бежать в ванную. Меня рвало так сильно, как никогда прежде. Голова была такой тяжелой, что я еле держала ее на плечах. Только через полчаса мне удалось совладать со своим желудком, который словно прокляли какие-то злые силы. Господи, что это? Отравление? Расстройство желудка? Последствия сотрясения мозга?