В ту ночь я узнала кое-что очень важное, а именно: жизнь не складывается из одних неудач, боли и падений. Это череда плохих и хороший вещей и, находясь в нижней точке, нужно помнить, что рано или поздно начнется восхождение. Плавный подъем или стремительный взлет – но он будет. Я была живым тому доказательством. Меня чуть не убили, чуть не отправили на тот свет, но вот прошел всего месяц, и вместо ада я очутилась в раю. Не так давно я лежала на земле, захлёбываясь собственной кровью, свернувшись клубком и пытаясь закрыть лицо от ударов. Теперь же – на мягких простынях, умирая от блаженства. Косметика текла по моему лицу, растворяясь в слезах и поте, волосы липли к груди и плечам, ошалевшее от наслаждения сердце молотило. Небо начало светлеть ближе к рассвету, а я все не могла оторваться от него – от мужчины, который вернул мне желание жить, не прося ничего взамен. От его губ, ласковых и требовательных одновременно. От его груди, теплой, сильной, слегка бронзовой от загара. От его ладоней, которым, я надеялась, больше никогда не наскучит мое тело.
Пусть он любит меня вечно. Пусть каждый день заканчивается безмятежным сном на его груди. Пусть змея, свернувшаяся внутри меня клубком, опьянеет от любви и ласки и больше не захочет никому мстить. Пусть его нежность превратит ее яд в сахарный сироп. Пусть жесткая, непробиваемая чешуя, которой я начала обрастать, растрескается и исчезнет под его пальцами…
Я проснулась от лучей солнца, пробивающихся сквозь жалюзи. Мышцы приятно ныли, тело казалось невесомым, мыслей не осталось: вместо мозга в моей голове теперь было облако сахарной ваты. Гэбриэл спал, положив руку на мой живот. Его грудь медленно вздымалась и опускалась. Сейчас, в лучах утреннего солнца я наконец смогла рассмотреть татуировку на его груди: сердце с проросшим сквозь него чертополохом. И еще одну на его предплечье: бутон цветка, растущий из дула пистолета. Гадая над их значением, я снова поймала себя на мысли, как мало о нем знаю. Так мало, что почти ничегошеньки.
Секс, сон и побег из дома явно пошли мне на пользу. А вот что-то из вчерашней еды желудку явно не понравилось. Я выскользнула из-под руки Гэбриэла и отправилась в ванную комнату. Рот наполнился слюной, как случается перед приступом рвоты, и если бы в желудке было хоть что-то, то меня бы точно стошнило. Легкое головокружение заставило меня вернуться в постель сразу же, как только я наспех умылась. Гэбриэл обнял меня, когда я забралась под одеяло. Притянул меня к себе и зарылся лицом в мои волосы.
– Как ты?
– Как будто хорошо трахнулась ночью, – прошептала я.
Он рассмеялся. Я рассмеялась тоже, наблюдая за ним, еще таким сонным, но уже неприлично сексуальным.
– Мне нравится, когда ты говоришь как беспризорница.
– Я и есть беспризорница, – сказала я. – Без дома, семьи и будущего.
– Дом у тебя уже есть. С семьей если не сложится, то никогда не поздно завести собственную. А будущее – знаешь, что в нем самое лучшее?
– Что?
– Никогда не знаешь, каким оно будет. Оно меняется с движением твоей мысли.
– Это точно, – пробормотала я. – Вот, например, вчера я хотела в монастырь…
– Уже не хочешь?
– Ночью передумала.
Гэбриэл рассмеялся, притягивая меня к себе.
– Ты был очень убедителен со списком тех вещей, которые стоит сделать, и… остальными аргументами против монастыря. Некоторые были очень… впечатляющими.
Он смеялся в голос. Я лежала на его груди, вдыхая пьянящий запах его горячей кожи и водя пальцем по чертополоху, проросшему сквозь сердце. Наверно, отец все-таки убил меня в том лесу, и я попала в рай. Наверное, если выгляну в окно, то увижу всюду колесницы, запряженные крылатыми лошадьми, и радужные облака. Небожители будут махать мне рукой, ослепляя улыбками и приветствуя. А Гэбриэл окажется моим ангелом-хранителем. Персонально и исключительно моим. У нас будет свое собственное облачко, и мы будем жить на нем вместе до скончания веков. О да, я не против!
Моя обнаженная грудь прижалась к его груди, скрыв под собой чертополох. Мне нравилось жаться к нему, вот так бесстыдно и просто, словно это было самой обыкновенной вещью на земле. Нравилось, как переплетались наши ноги и соприкасались бедра. Как его пальцы гладили мою спину, гуляя от шеи и до ягодиц.
– У тебя есть какие-то отношения с Эммой? – спросила я. – Я знаю, что ты ужинал с ней в ту ночь, когда я позвонила тебе…
Возможно, глупо было омрачать это волшебное утро вопросами о его других отношениях, но мне хотелось прояснить некоторые вещи прежде, чем я окончательно потеряю голову.
Харт помолчал, легко касаясь пальцами моего подбородка и пристально глядя на мое лицо. Его взгляд остался спокойным, он не стал нервничать, как только услышал об Эмме, и мне это очень пришлось по душе.
– Были. Мы расстались как раз тем вечером, когда ты позвонила. Я позвал ее на ужин, чтобы объясниться. Не знаю, что чувствовала ты, но мне все стало ясно в тот же вечер, когда ты решила сыграть для меня на пианино. Я знал, что ты окажешься в моей постели со дня на день, и параллельно встречаться с Эммой было бы неправильно.