Асса и другие произведения этого автора. Книга 2. Ничего, что я куру?

Таги-Заде к тому времени уже потерял розовое романтическое пылание щек, оставшееся дотлевать в далеких временах «Чужой белой», и был плотно поглощен развертыванием торговых точек по продаже гвоздик в метрополитене имени Ленина (бывш. Кагановича) и созданию монолитной системы всесоюзного кино-проката перестроечного времени. Мы изничтожали его на заседаниях секретариата, как злейшего врага, клеймили как поборника монополизма, который, как мы знали опять же из Ленина, ведет нас лишь к загниванию и застою. Понимаю, что в устремлениях Таги-Заде той поры было мало романтизма и много здоровой жуликоватости, да и в прагматизме ему по прошествии времени не откажешь. Сейчас мы мечемся, пытаясь восстановить это бездарно утраченное нами рыночное чудо, которое последним пусть и не из бескорыстных соображений, конечно, но все-таки пытался сохранить он, предприимчивый бывший устроитель премьеры моей «Чужой белой». О, если бы сейчас этот прокат можно было бы вернуть заново, я бы каждое утро начинал с целования портрета Таги-Заде!..

Но поскольку Таги-Заде тогда был занят первоначальным накоплением капитала, у меня образовалась новая команда, поверившая в эту идею. Идеологическим центром команды, мозгом всей авантюры были мы с Даней Дондуреем — он занимался в то время социологией современного искусства, и в частности — социологией художественных выставок. Еще к нам присоединились Яна Либерис и Ванда Глазова, талантливые и энергичные тетеньки, очень много сделавшие для прокатной судьбы «Ассы». Одним из главных организаторов премьеры стал Саша Блюмин, ныне покойный, а почти сразу после премьеры — успешный председатель правления одного из крупных банков, а в ту пору мой ассистент.

Идея была простая: вместе с показами «Ассы» устроить грандиозную выставку всего живописного советского андеграунда, собрать все, что прежде выставлялось только подпольно; одновременно каждый вечер проводить концерт одной из рок-групп: сразу дали согласие выступить Витя Цой, Боря Гребенщиков, Евгений Хавтан с «Браво» и Агузаровой, свердловская бригада «Наутилус Помпилус», «Звуки Му» с Петей Мамоновым. Короче, на сцену готово было явиться чумовое созвездие всех запрещенных молодежных кумиров, причем впервые они выходили из подполья на всемирный ярчайший свет прожекторов.

То же относилось и к живописи. Холсты, создававшиеся бог знает в каких подвалах, на каких чердаках, тайно вывозившиеся за границу, отрецензированные бульдозерами КГБ, впервые должны были появиться в нормальном выставочном помещении, при нормальном освещении, с каталогами, с выставочными ярлыками — автор, название, размер, техника. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять степень обреченности на успех этой беспроигрышной затеи.

Часть музыки к «Ассе» мы записывали еще до начала съемок. В аппаратной большого «мосфильмовского» тон-ателье сидела бледная Минна Яковлевна Бланк, опытнейший музыкальный редактор. Она привыкла работать со Свиридовым, Шнитке, Шварцем и множеством других изысканно-интеллигентных людей, входивших в святыню звукозаписи с благоговейным почтением к ее стенам: теперь же Минна Яковлевна с ужасом взирала на дикую компанию ворвавшихся в студию волосатых, нечесаных, небритых, в безумных костюмах людей с невиданными инструментами. Кто*то из этих музыкантов вообще не знал нот. Мало того, что они набились в микшерскую, они еще и притащили за собой странного вида девушек, которые, сидя на полу и отбивая ногой такт, шумно пили пиво и делились художественными впечатлениями: кто*то хватался за рычажки микшера, вытягивая инструмент, казавшийся ему важным, другой бил его по руке, требовал тянуть другой. Поглазеть на этот невиданный бедлам собралась вся студия — ясно было, что происходит нечто из ряда вон выходящее.

Когда Минна Яковлевна нажала кнопку записи и испуганно выдавила из себя, глядя на стоявших внизу у микрофонов новоявленных патлатых музыкантов: «„Мочалкин блюз", дубль первый. Пожалуйста, начали». Боря Гребенщиков покачал головой:

— Такое могло мне присниться только в самом страшном сне.

Мы с Даней рассказали про замысел премьеры Элему Климову, тот позвонил по какому*то телефону:

— Это выдающееся мероприятие, — холуйски немедленно вос*торгнулся опытный сукин сын по другую сторону провода, — мы готовы отдать под него любой кинотеатр. Пусть выбирают, какой понравится.

Мы с Даней наивно сели в машину, поехали по кинотеатрам, осмотрели один, другой, третий, со всеми подвалами и галерками, и очень скоро остановились на «Ударнике».