Асса и другие произведения этого автора. Книга 2. Ничего, что я куру?

Мы едем по интереснейшей дороге, я разглядываю окрестности Лондона и, слегка уже успокоившись, радуюсь: все-таки как хорошо! Непонятно, почему нет транзита ту Шеннон, но зато я в Лондоне. Сейчас, вероятно, мы найдем мена оф «Аэрофлот». Доезжаем до советского посольства, он пальцем показывает мне на домофон. Я нажимаю кнопку, говорю:

— Здравствуйте, я — Соловьев, лечу в Шеннон, а транзита почему*то нет.

— Я дежурный по посольству, — отвечает домофон. — Мы ничего о вашем приезде не знаем, сегодня воскресенье, открыть вам не можем. Это несерьезно.

— Хорошо, — говорю я. — Серьезно или несерьезно, разберемся потом. У меня нет ни денег, ни места, где остановиться, я не знаю языка.

— Это ваши проблемы.

— Тогда я буду звонить послу.

— Посол в Ирландии.

— Так он же уехал встречать меня! А я здесь.

— Никаких поручений он нам не передавал. В посольстве никого нет. Помочь вам ничем не могу.

— Мен оф «Аэрофлот», — кричит из-за моей спины в тот же домофон английский начальник паспортной службы. Он понимает, что если как*то сейчас не пристроит меня, то, наверное, уже до конца дней я буду жить в его семье, беспрерывно требуя транзит ту Шеннон. Из домофона ему что*то длинно отвечают по-английски, из чего я понимаю, что ему объясняют, где в воскресенье в Лондоне (часов 5 дня уже было) может находиться «мен оф „Аэрофлот"». Это, в общем*то, задачка на сообразительность для людей, хорошо знающих быт и нравы советских загранработников в Англии.

Никому не догадаться, где мы нашли этого фраера. Дай Бог здоровья этому начальнику паспортного контроля, он его нашел. И нашел его в Советском культурном центре, где тот со всей семьей смотрел фильм «Тревожный месяц вересень». Вытащили его из зала, он уставился на меня перепуганными глазами. Впечатление, будто я свалился откуда*то с изначальным намерением разрушить всю цельность и гармонию его жизни. Мой английский опекун что*то долго объяснял ему, повторяя слова «трансит ту Шеннон», «Мен оф „Аэрофлот"» и «Их бай Лондон». Тот слушал все без улыбки, с лицом скорее трагическим.

— Старик, чего он говорит, хоть объясни мне, — спросил я «аэрофлотовца».

— Сложное дело. Ты прилетел в двенадцать часов пятнадцать минут. А в двенадцать часов Хитроу закрыло все внутренние линии — бастуют диспетчеры. Я слышал, что посол туда улетел, но куда тебя сейчас девать, просто не представляю. Я говорю этому типу, чтобы он взял тебя с собой обратно и при первой же возможности отправил, а он даже не хочет об этом слышать.

— Да и я с ним не поеду. Раз уж я тебя нашел, то уж извини, давай отправляй — такая твоя работа.

Он замахал руками:

— Никакая это не моя работа!

— Как не твоя, — говорю я, доставая свой «аэрофлотовский» билет. — Что там написано про случай отмены рейса?

— Да, да, да. Но это все чистая проформа. Куда тебя девать, я не знаю.

Воспользовавшись нашей склокой, англичанин сел в машину и укатил, а мы остались с мен оф «Аэрофлот» у культурного центра.

— У меня нет денег вас содержать, — говорил «мен» мне, нервно расхаживая по тротуару. — Я не могу снять вам гостиницу, я не знаю, как долго эта забастовка продлится. Обычно такие забастовки долгими не бывают, но кто знает?.. Что делать?

И вдруг его осенило.

— Ну-ка, поедем в одно место, там вы переночуете.

— А что это за место?

— У вас будет отдельная комната, кровать, душ, вы переночуете. Я дам вам свой телефон. Вы мне будете звонить через два-три часа, я буду держать связь с аэропортом. Как только объявят самолет на Дублин, я вас тут же отвезу.

— А есть? Я есть хочу…

Он долго сопел, с диким неудовольствием вытащил десять фунтов, потребовал расписаться за них, потому, что якобы права выдавать их он не имеет, для этого забастовка должна быть зарегистрирована.

Я махнул на все рукой, сказал «Поехали», хотелось присесть, отдохнуть, вымыться — с утра на ногах, устал смертельно. Мы сели к нему в машину, едем. Район довольно приличный, недалеко от центра, вокруг классические английские особняки. У одного из них мы остановились, мен оф «Аэрофлот» вынимает из кармана ключи, открывает, заходим в холл, прилично обставленный, сворачиваем направо, он открывает дверь, мы входим в комнатку; скромную, аккуратную, со столом и кроватью.

— Будете жить здесь. Вот номера моих телефонов. Вечерком позвоните, думаю, где*то ночью вы улетите.

Он оставил мне ключи, уехал. Я положил ключи в карман, помылся, прилег, спать не хотелось. Все-таки я в Лондоне, и, наверное, единственный вечер. Хорошо бы выйти, взглянуть на город, но куда пойти — не знаю, стараюсь припомнить названия улиц — ничего, кроме Трафальгар-сквер, из головы не извлекается. Думаю, ладно, доберусь как-нибудь до Трафальгар-сквер, а там — центр и там дворец близко, там все и посмотрю. Закрываю свой номер, слышу — где*то поблизости включен телевизор. Дай-ка я спрошу у людей, как мне проехать.