Асса. + Рассказы

В девять лет Снежане надоела дочь и она, продав дом и сбежавшая неизвестно куда, перед отъездом в «новую жизнь», привела в районный детский дом Вальку, сунула в руку ей записку, позвонила в дверь и испарилась из ее жизни навсегда. В записке она отказывалась от прав на дочь из-за «сложной жизненной ситуации», которая появилась в судьбе злосчастной Снежаны в виде залетного, то ли кавказца, то ли таджика. Ни документов, ни имени своей дочери горе — мать не сообщила и не оставила. Поэтому Валька представилась Анастасией с фамилией Романова. Так ее и записали.

Потом органы опеки проснулись и пытались доказать, что она на самом деле Параскея Кузнецова, но Валька твердо стояла на своем — она Настя Романова.

— Два года с нами жил папа. Мамка не хотела с ним расписываться, а он Романов и звал меня всегда Настей, а мамка Параскеей меня назло ему записала, чтобы он тетю Жанну не трахал без нее. В ее присутствии, когда выпьют можно, а без нее нельзя — мама ревновала. А папа все равно ее еб…трахал. Вот мама ему и отомстила. А папа потом ушел в лес за грибами и пропал. Его искали, но не нашли, видимо медведь задрал, — упиваясь фантазией врала Валька, — но я точно Романова Анастасия.

Взрослые сочувственно кивали и даже возмущались судьбинушке ребенка, чтобы затем равнодушно махнуть на нее. Нехай будет Настя Романова, тем более, что в записи детдома она так и проходит.

Во втором детдоме, уже в городе, Настя всем рассказывала, что она из семьи императора, а назвали ее так в честь прапрабабки, которую сначала расстреляли, а когда она воскресла, то признали принцессой, потом самозванкой, а затем снова реабилитировали до княжны императорского рода, но уже посмертно. Бедная женщина после психушки уехала из Парижа к ним в село, где благополучно спилась на старость лет, но родила от местного председателя колхоза прабабку. Так и пошел их род от царя-батюшки.

Дети сначала смеялись над этой фантазией, но недолго. У каждого их них была своя история. У Олега отец был разведчик и погиб на войне в горячей точки, а мать умерла с горя, когда он был еще маленьким. У Оксаны родители погибли в авиакатастрофе, когда летели из отдыха с кинофестиваля в Каннах. А у Димы мама и папа были известные, но очень секретные ученые и их похитила иностранная разведка. Были еще дети летчиков-испытателей, океанографов, погибших во время спуска батискафа и так далее. Доходило до драк, разбитых губ и носов, когда врунов, кто-то рьяно пытался уличить во лжи. Причем, на защиту от обидчика-правдолюбца кидались толпой, спасая врунишку. И это было правильно, потому что для детей их истории были самой настоящей правдой.

В 12 лет в детдом пришла тетя Эля и взяла Настю пожить к себе, чтобы стать ее опекуншей. Тетя Эля была очень красивая, на нее пялились все мужики. Она следила за собой, модой, успешными мужчинами, меняя их, как перчатки. Настю она взяла в дом от «одиночества». Своих детей у нее не было, а взрослая и симпатичная девочка поднимала Элеонору Макаровну в глазах светского общества до высот «неравнодушной женщины», а вовсе небездушной суки, как тетю Элю называли за глаза. Воспитывать она не умела, но была заботливая, еду покупала только сбалансированную клетчаткой, минералами и витаминами. По вкусу жрачка походила на кошачий корм, однообразные хрустящие вискасы, но «зато — полезные».

Деликатесами Настю баловала Вера Никифоровна — домохозяйка тети Эли. Она готовила котлетки, тефтельки, тортики и пасту с соусом болоньез. Не менее питательно, но гораздо вкусней. Такими изысками Настя питалась на ужин, когда тетя Эля была на «работе» — на очередной премьере спектакля или выставке известного в узких кругах художника, а также первом чтении стихов новоиспеченного поэта. Зачастую смысл стихотворений и скульптур из помятых жестяных банок из-под пива был понятен только создателям, и то не всегда, так как складывались рифмы и создавались художественные шедевры под действием кислотных марок. Но «сведущие в культуре эксперты» показательно рукоплескали. Ведь это свежо, ново, инсталляция или перфоманс, когда прибиваешь себя за яйца на Красной площади, как это делал великий Петр Павленский, то ли в конце прошлого века, то ли на заре наступившего. Но как креативно!

Настю тетя Эля любила, но по-своему, как домашнюю зверушку. Дарила модные шмотки и новый виртфон, чтобы было, как «у всех детей из хороших семей». Когда тети Эли не было дома, Валька любила пользоваться ее косметикой и украшениями, коих было столько много, что не помещались даже в большой шкатулке, поэтому тетя Эля их убирала в сейф. Но Валька подсмотрела код и иногда позволяла себе почувствовать себя «дамой из высшего общества». Она даже притащила в детдом сережки, чтобы рассказать всем, что ее «новая мама» подарила их Насте на День рождения. Сережки были самые простые — серенькие с маленькими прозрачными стеклышками. И какая-то сука малолетняя их сперла, пока "новая хозяйка" ювелирке отвлеклася, захлебываясь очередным враньем, развешивая лапшу на уши доверчивым подругам. Повезло же девке, есть мам ит БОГАТАЯ!