Интерес Хулагу к Рукн ад-Дину был очевиден. Исмаилиты все еще владели некоторыми замками и могли принести массу проблем. Имам исмаилитов, побуждавший их сдаться, был ценным дополнением ко двору монгольского хана. Его семья, домочадцы и слуги вместе с его личными вещами и животными были размещены в Казвине (комментариев казвинцев по этому поводу нет), а сам он отправился вместе с Хулагу в другие походы.
Рукн ад-Дин отрабатывал свое содержание. По его указаниям большинство крепостей в Рудбаре, неподалеку от Гирдкуха и в Кухистане сдались, сэкономив тем самым монголам огромные средства и избавив их от переменчивой удачи во время осады и штурма. Называют количество крепостей – около сотни, что, безусловно, преувеличение. В двух крепостях коменданты отказались сдаться, несмотря на повеление своего собственного имама – наверное, они верили, что он действует, согласно taqiyya, по принуждению. Этими двумя крепостями были находящиеся в Рудбаре огромные цитадели Аламут и Ламасар. Монгольские войска обложили обе крепости, и через несколько дней комендант Аламута изменил свое решение. «Гарнизон, бросив взгляд на последствия противостояния и обдумав превратности судьбы, отправил гонца просить пощады и милостивого обращения. Рукн ад-Дин вступился за них, и хан закрыл глаза на их провинности. И в конце месяца Зуль-ка‘да того года [начало декабря 1256 г.] все обитатели этого рассадника беззакония и гнезда сатаны вышли из крепости со всеми своими товарами и имуществом. Через три дня войска взобрались наверх, вошли в замок и захватили все, что эти люди не
смогли унести. Они быстро подожгли различные здания и метлой разрушения пустили их прах по ветру, сровняв с землей». Ламасар продержался еще год и в конце концов в 1258 году сдался монголам. В Гирдкухе исмаилиты, отвергнув повеления Рукн ад-Дина, сумели сохранить контроль над крепостью и окончательно были побеждены лишь в 1270 году.
Капитуляция большинства крепостей сделала Рукн ад-Дина ненужным монголам; сопротивление Ламасара и Гирдкуха показало, что от него мало толку. В Казвин был послан приказ монгольским военачальникам перебить членов семьи имама и их слуг; сам он по его просьбе отправился в долгое путешествие в столицу монголов Каракорум, где хан отказался принять его. «Не было нужды проделывать такой длинный путь, – сказал хан, – так как наши законы хорошо известны. Пусть Рукн ад-Дин возвращается и позаботится, чтобы оставшиеся замки капитулировали и были разрушены; а затем ему можно разрешить прийти к нам с поклоном». Фактически, ему не дали шансов. На Хангайском хребте по дороге в Персию его увели с дороги под предлогом, что ведут на пир, и убили. «Его и его приближенных забили ногами до полусмерти, а затем предали мечу; от него и его рода не осталось и следа, и он вместе со своими родственниками стал лишь небылицей в устах людей и преданием».
Уничтожение исмаилитов в Персии было не таким тотальным, как пишет Джувейни. В глазах членов секты маленький сын Рукн ад-Дина стал после его смерти его преемником на посту имама и положил начало роду имамов, от которых в должное время в XIX веке появились Ага-ханы. Какое-то время исмаилиты активно действовали и в 1275 году даже сумели на короткий срок захватить Аламут. Однако их дело было проиграно, и начиная с этого времени они продолжали существовать только как второстепенная секта в странах, говоривших на персидском языке, и были рассеяны по Восточной Персии, Афганистану и бывшей территории советской Центральной Азии. В Рудбаре они полностью исчезли.
Разрушение Аламута и окончательное попрание власти исмаилитов ярко изображает Джувейни: «В этом рассаднике ереси, в Рудбаре и Аламуте, родине порочных приверженцев Хасан-и Саббаха. не осталось камня на камне. И в этом процветающем обиталище нововведений Художник прошедшей вечности написал пером насилия на портике каждого жилища строчку: „Эти их пустые дома – необитаемые развалины" [Коран, xxvii: 53]. А на рыночной площади царства этих негодяев у муэдзина-Судьбы вырвался крик: „Прочь отсюда злых людей!" [Коран, xxiii: 43] Их несчастные женщины, как и их пустая религия, были полностью уничтожены. А золото этих безумных лицемерных притворщиков, которое казалось беспримесным, оказалось неблагородным свинцом.