Ассегай

Мирбах помог Еве разместиться на переднем сиденье, укрыл ей ноги шерстяной накидкой, вручил защитные очки и тонкие лайковые перчатки, чтобы солнце не обожгло нежные ручки, завязал под подбородком шелковый шарфик, чтобы шляпку не сорвало ветром, проверил оружие, стоявшее в пирамидке за шоферским сиденьем, сел за руль, опустил очки и завел двигатель. Мотор взрыкнул, и они устремились вдогонку за грузовиком. Ехал граф быстро, демонстрируя при этом безупречное мастерство вождения. Наблюдая исподтишка за Евой, Леон видел, как напрягается ее лежащая на бортике рука и белеют костяшки пальцев, когда граф, не снижая скорости, проходил крутой поворот или машина начинала подпрыгивать на ухабах, но при этом выражение лица молодой женщины оставалось неизменно спокойным.

Дорога повернула в сторону от океана, и теперь им все чаще встречались стада газелей и антилоп. Восхищенная их быстротой и грацией, Ева смеялась и хлопала в ладоши.

— Отто! — крикнула она. — Что это за животные? Они такие милые и так забавно скачут, будто танцуют!

— Кортни, ответьте фрейлейн, — бросил через плечо граф.

— Это газели Томпсона, мисс. Их здесь тысячи, и у вас еще будет возможность познакомиться с ними поближе. Что касается любопытной манеры подскакивать, то для нее существует особое название: смотровой прыжок. Газели скачут так, когда встревожены, предупреждая других о близкой опасности.

— Пожалуйста, Отто, останови машину. Я хочу сделать несколько набросков.

— Как тебе угодно, дорогая.

Граф пожал плечами и заглушил мотор. Ева положила на колени альбом и достала карандаш. Леон слегка подался вперед, с изумлением наблюдая, как у него на глазах на чистой странице появляется великолепный набросок скачущего животного — выгнутая спина, напряженные ноги, вскинутая голова… Ее художественный талант был несомненен. Леон вспомнил, что видел среди доставленного «Зильберфогелем» багажа мольберт и ящики с краской, но не придал им тогда значения.

Поездка и в дальнейшем еще не раз прерывалась остановками по просьбе Евы. Ее привлекало многое: сидящий на верхушке акации орел, самка гепарда, мчащаяся через выжженную солнцем саванну в сопровождении трех детенышей. Граф неизменно отзывался на просьбы спутницы, но было заметно, что частые остановки раздражают его и утомляют. Выйдя на очередной остановке, Отто взял ружье и подстрелил пять газелей, потратив ровно столько же патронов. Впечатляющая демонстрация.

— Что с ними делать, сэр? — спросил Леон, с трудом сохраняя вежливый тон.

Как и любой настоящий охотник, он презирал тех, кто убивает просто так, ради забавы.

— Ничего. Оставьте как есть, — равнодушно бросил граф, возвращая оружие на место.

— Не желаете ли взглянуть поближе, сэр? У одной, по-моему, прекрасные рога.

— Nein. Вы сами сказали, что их будет еще много. Пусть послужат кормом стервятникам. Я всего лишь хотел проверить прицел. Едем дальше.

Ева заняла свое место, и Леон заметил, что она побледнела и поджала губы. Похоже, он был не одинок в своей оценке этого проявления бессмысленной жестокости.

Мирбах полностью сосредоточился на дороге, а Ева за все время поездки так ни разу и не взглянула на Леона. Более того, она ни разу не обратилась к нему напрямую, а все свои просьбы и замечания адресовала через графа. Почему? Возможно, причиной была застенчивость. Или графу не нравилось, что она разговаривает с другими мужчинами. С другой стороны, он сам видел, как Ева беседовала о чем-то с Густавом и даже перекинулась парой слов с Максом и Хенни, когда их представили ей в Килиндини. Так почему она явно игнорирует его? Он продолжал исподтишка наблюдать за ней, и этот интерес, похоже, не остался незамеченным: вот Ева безотчетным жестом убрала выбившуюся из-под шляпки прядь, вот изменила слегка наклон головы, и обращенная к нему щека чуть-чуть порозовела.

Солнце прошло зенит. Пыльная дорога сделала еще один поворот, и они увидели стоящего у развилки Густава. Инженер поднял руку, а когда граф остановился, подбежал к машине.

— Прошу прощения, но ленч готов. Так что если желаете подкрепиться…

Он повернулся и вытянул руку, указывая на рощицу хинных деревьев, у которой стоял грузовик.

— Отлично, я уже проголодался, — ответил граф. — Становись на подножку, я тебя подброшу.

Густав вскочил на подножку, и автомобиль, свернув с дороги, покатил вперевалку к роще, до которой было не более двухсот ярдов.

Ишмаэль натянул тент между четырьмя деревьями и поставил в тени раскладной стол и несколько стульев. Стол был накрыт белоснежной скатертью, серебряные приборы разложены строго по порядку. Пока гости, выйдя из машины, разминали занемевшие члены, Ишмаэль — в красной феске и длинной белой канзе — подходил к каждому с кувшином теплой воды, кусочком лавандового мыла и переброшенным через руку полотенцем.