Ассегай

У Леона кружилась голова. Первый день обучения – и такой успех! Настоящий триумф! А ведь впереди еще много дней.

Он развернул «Шмеля» перед ангаром и собирался перекрыть подачу топлива, но граф покачал головой:

– Нет! Я выхожу, вы остаетесь.

– Как это? Не понимаю, – удивился Леон. – Хотите, чтобы я что-то еще сделал?

– Я обещал научить вас летать и научил. Вперед, Кортни. Лети. Получится или нет, вернетесь вы или разобьетесь – мне все равно.

Граф перебрался через бортик, спустился по стремянке и ушел, оставив Леона одного. Три часа учебной практики, много это или мало? Готов ли он к самостоятельному полету?

Сомнения не уходили, и все же он справился с ними и, сделав над собой усилие, взялся за ручку дросселя. Аэроплан тронулся с места, а Леон вдруг понял, что все наставления и инструкции вылетели из головы, что он совершенно не помнит, что, как и в какой последовательности делать. Подгоняемый ветром, «Шмель» побежал по полосе. Скорость росла постепенно, аэроплан все бежал и бежал, и Леону удалось поднять его в воздух буквально за считаные секунды до столкновения с ограждением. Колеса разминулись с забором на три фута, но он все-таки летел! Бросив взгляд через плечо, Леон увидел графа – тот стоял перед ангаром и, похоже, умирал от смеха.

– Какое своеобразное чувство юмора, – пробормотал под нос Леон. – Ранить парочку буйволов, послать на смерть новичка. И все ради собственного удовольствия. Только бы посмеяться.

Он покачал головой, но в следующее мгновение от злости не осталось и следа, потому что он летел, летел сам, без посторонней помощи, и весь мир принадлежал ему.

Небо было чистое и ясное, за исключением серебристого облачка, висевшего так близко, что, казалось, протяни руку – и дотронешься. Леон положил «Шмеля» на крыло, развернулся и прошел над ним, едва коснувшись колесами белых барашков.

– Так вот чем занимаются ангелы! – воскликнул он. – Вот как проводят время боги! Играют с тучками.

После очередного поворота аэроплан врезался в облако, и Леон на пару секунд ослеп, оказавшись в белесом тумане, а уже в следующее мгновение они со «Шмелем» вырвались к солнечному свету. Он рассмеялся – счастливо, от души – и бросил машину вниз. Земля устремилась навстречу, огромное бурое пространство. Он вышел из пике, едва не задев колесами макушки деревьев. Впереди открылась широкая безлесная пустошь, равнина Ати, и Леон опустился еще ниже. Теперь он несся на высоте тридцать футов со скоростью около ста миль в час. Под колесами в ужасе разбегались стада животных. В одном месте «Шмель» едва не задел правым крылом голову мчавшегося во весь опор жирафа.

Леон поднялся выше и повернул к холмам Нгонг, за которыми виднелись тростниковые крыши Тандала-кемпа. Опустившись пониже, он пронесся над головами парочки африканцев, взиравших на него в немом изумлении. Это были Маниоро и Лойкот. Леон перегнулся через бортик, помахал им, и масаи, узнав его, радостно запрыгали и завопили.

Он искал среди них белое лицо – не любое, но одно, особенное – и, не найдя, испытал острое разочарование и повернул к посадочной полосе. «Шмель» скользил над вершинами холмов, когда Леон заметил впереди, почти на линии горизонта, серую кобылу. Ту, на которой Ева обычно выезжала. А потом он увидел и ее саму – в широкополой соломенной шляпе и ярко-желтой блузе. На приближающийся аэроплан она смотрела спокойно, без каких-либо признаков волнения.

«Ну конечно, – подумал Леон, – она ведь не знает, что это я. Думает, это граф». Он сорвал очки и свесился над бортом кабины. «Шмель» летел так низко, что Леон уловил момент, когда она узнала его. Ева сорвала шляпу и рассмеялась. Смеха Леон, конечно, не услышал, зато увидел блеск улыбки. Аэроплан пронесся так низко, что испуганная лошадь поднялась на дыбы и закинула в тревоге голову. Ему даже показалось, что он различил цвет глаз Евы.

Леон обернулся. Она все еще махала шляпой. Как жаль, что Евы нет здесь, рядом, в кабине. Ему хотелось чувствовать ее близость, хотелось касаться ее. Он вспомнил вдруг про блокнот, которым пользовался иногда граф. Рядом с ящичком висел на шнурке карандаш. Держа блокнот на колене, Леон быстро написал: «Полетите со мной на Лонсоньо? Баджер». Он вырвал страничку, сложил ее в несколько раз и, порывшись в бардачке, нашел моток алых сигнальных ленточек, длиной в шесть футов каждая. На одном конце ленты крепилось свинцовое грузило размером с мушкетную пулю, на другом имелся кармашек на пуговице. Леон положил записку в кармашек, застегнул его на пуговицу и развернул аэроплан.

Ева все еще была на холме, только теперь в седле. Увидев, что «Шмель» возвращается, она привстала на стременах. Рассчитав момент, Леон бросил ленточку, и она, развернувшись во всю длину, затрепетала на ветру. Он еще успел заметить, как Ева, повернув лошадь, устремилась за алой змейкой.

Спеша вернуться к холму, Леон заложил крутой вираж. Ева уже нашла ленту и, торопливо спешившись, достала из кармашка записку, прочла и замахала обеими руками. Ее зубы блеснули в улыбке.