Во второй половине дня плоский горизонт взбугрился линией холмов – как сжатая ладонь костяшками пальцев. Под одним из них, самым высоким, устроили привал. На следующее утро, перед рассветом, выпили кофе у костра и, оставив Ишмаэля с лошадьми – свернуть лагерь и навьючить мула, – поднялись на вершину. Лойкот позвал своих братьев за долиной. Ответ пришел почти сразу – ослабленный расстоянием крик из затаившихся обрывков ночи. Закончив продолжавшийся несколько минут разговор, юный масаи повернулся к Леону:
– Тот, с кем я сейчас говорил, не масаи. Здесь проходит граница между нами и самбуру, нашими младшими братьями. Он наполовину самбуру. Они говорят на маа, но не так, как мы, а вот так.
Лойкот закатил глаза и загоготал дико, как полоумный ишак. Смешным это показалось только Маниоро, который двинулся враскачку по кругу, хлопая себя по щекам и ухая в подражание недоумкам-самбуру.
– Ладно, клоуны, позабавились, и хватит. А теперь скажите, что сообщил этот самбуру.
Отдуваясь и икая от радости, Лойкот заговорил:
– Осел-самбуру говорит, что прошлым вечером, когда гнали скот в маньяту, они видели трех больших слонов. Говорит, что у каждого здоровенные белые зубы.
– Куда шли слоны? – спросил Леон.
– Шли по долине, в нашу сторону. – (Леон быстро перевел ответ Кермиту, заметив, как вспыхнули у американца глаза.) – Если бы ты подстрелил вчера куду, сегодня никаких шансов у нас бы не было.
– Ты прав, и мне остается лишь покаяться стыдливо. Обещаю в будущем всегда слушать, что говорит Тот, кому ведомо все, – ухмыльнулся Кермит.
– Иди к черту, Рузвельт! Сейчас я отправлю Маниоро и Лойкота вниз, в долину. Пусть проверят, не прошли ли слоны ночью. Впрочем, сейчас новолуние, и я сильно сомневаюсь, что они идут в темноте. Держу пари, они отсыпались.
Приятели сели и с минуту смотрели вслед проводникам, которые, спустившись по склону, исчезли за деревьями в котловине долины.
– Пока что мы следовали совету Лусимы насчет черных дроздов на рассвете. А что там у нее дальше? – спросил вдруг Кермит.
– Она говорила об охотнике, ждущем на вершине холма. Мы сейчас как раз на холме. Посмотрим.
Как только огненно-красный лик солнца выглянул из-за горизонта, Леон снял с плеча бинокль и, устроившись поудобнее под деревом, навел окуляры на долину. Примерно через час он увидел поднимающихся по склону Маниоро и Лойкота. Масаи шли неспешно, переговариваясь на ходу. Он опустил бинокль.
– Они не торопятся, значит следов не нашли. Слоны здесь не проходили. По крайней мере, пока.
Поднявшись на вершину, Маниоро и Лойкот подошли ближе и опустились на корточки. В ответ на вопросительный взгляд Маниоро покачал головой:
– Хапана. Ничего.
Достав мешочек с нюхательным табаком, он сначала угостил Лойкота, потом отсыпал щепотку себе. Зажмурились, вдохнули, чихнули.
Время шло. Масаи негромко, чтобы голоса не уносились в долину, толковали о чем-то своем. Кермит растянулся на согретой солнцем земле, накрыл шляпой лицо и вскоре уже сопел. Леон продолжал наблюдать за долиной, время от времени опуская бинокль, чтобы дать передышку глазам и протереть стекла краем рубашки.
На протяжении веков громоздившиеся на склонах холма валуны высвобождались из его объятий и скатывались вниз, к подножию. Лежа на дне долины, некоторые из них напоминали спины слонов, и сердце Леона не раз екало, когда взгляд натыкался на выпуклую серую форму. Но, присмотревшись, он понимал, что это всего лишь камень. Опустив в очередной раз бинокль, он повернулся к Маниоро и негромко спросил:
– Как думаешь, долго ли нам ждать здесь?
– Пока солнце не будет там. – Маниоро указал в зенит. – Если не появятся, значит выбрали другой путь. Тогда нам лучше спуститься и отправиться в маньяту самбуру, где их видели вчера. Возьмем след оттуда и постараемся догнать.
– Что он сказал? – поинтересовался, убирая с глаз шляпу, Кермит. Леон передал мнение масаи, и американец, потянувшись, сел. – Что-то мне все это начинает надоедать. То спешишь, то ждешь – скучная игра.
Леон оставил жалобу без ответа и снова взялся за бинокль.