Ассегай

Закончив приговор, Лусима начала танец. Как и прошлый раз, босые ноги все быстрее и быстрее несли ее по кругу, стекающий по телу пот смешивался с жиром и охрой, и вся она сияла, словно вырезанная из янтаря фигурка. Круг сужался, ритм нарастал, пока женщина не рухнула с искаженным лицом на львиную шкуру. С прокушенных губ стекала на подбородок смешанная с кровью розоватая слюна, тело дергалось в судорогах, в горле клокотало, в уголках рта лопались пузырьки пены. Голос, когда она заговорила, прозвучал хрипло и густо, как у мужчины.

– В сторону дома идет охотник. Хитрый охотник слушает черного дрозда на рассвете. Трижды будет благословен тот, кто ждет на вершине холма. – Она выдохнула и отряхнулась, как мокрый спаниель, вылезший из реки на берег.

– Ну, должен сказать, понять твою мать трудно. Подсказки довольно туманные, – сухо заметил Кермит за обедом, с удовольствием уплетая приготовленного Ишмаэлем жареного дикобраза. Мясо получилось нежное, как у молочного поросенка. – Тебе не показалось, что она посоветовала забыть про охоту и отправиться домой?

– Разве твой индейский шаман не говорил, что, когда речь идет об оккультных предсказаниях, нужно принимать во внимание все возможные значения каждого слова? Ничего нельзя понимать буквально. Например, когда я попросил ее о помощи в прошлый раз, Лусима Мама сказала, что мне нужно следовать за сладкоголосым певуном. Оказалось, это птичка, которая называется медоуказчик.

– Наверно, у нее склонность к орнитологии – мне она тоже про птиц говорила, но только про черных дроздов.

– Начнем сначала. Она велела пойти домой или в сторону дома?

– В сторону дома! Мой дом в Нью-Йорке.

– Будем считать, направление задано – северо-запад с небольшим смещением в сторону севера.

– Поскольку других предложений нет, попробуем этот вариант, – согласился Кермит.

Направление определили по армейскому компасу, который Леон прихватил с собой из полка. Первую ночь провели, укрывшись под скалой. Встали на рассвете. Дожидаясь солнца, пили кофе. Внезапно Лойкот насторожился и поднял руку. Все замолчали и прислушались. Звук был такой слабый, что уловить его удалось, только когда ветер стих.

– Что это, Лойкот?

– Чунгаджи перекликаются. – Юный масаи встал и взял копье. – Мне нужно подняться на холм, чтобы услышать, что они говорят. – Он исчез в темноте.

– На человеческие голоса не похоже, – заметил, послушав странные звуки, Кермит. – Больше на чириканье воробьев.

– А может, черных дроздов? Лусима Мама говорила о черных дроздах на рассвете.

Они рассмеялись.

– Наверное, ты прав. Подождем, пока Лойкот вернется с новостями.

Голос юноши прозвучал ближе и яснее, а потом начался обмен последними слухами, продолжавшийся до тех пор, пока солнце не вышло из-за горизонта. Только тогда наконец наступила тишина – поднявшийся ветер и усиливающаяся жара сначала затруднили, а потом и свели на нет возможность общения. Вскоре вернулся Лойкот. Вернулся с важным видом, чуть не лопаясь от сознания собственной значимости. Было ясно, что если он и соизволит заговорить, то лишь после того, как его хорошо об этом попросят.

На поклон к гордецу вышел Леон.

– Скажи мне, Лойкот, о чем ты разговаривал со своими братьями?

– У них там много говорят о сафари с десятью тысячами носильщиков и мзунгу, о лагере на Эвасо-Нгиро и о короле земли под названием Эмелика, убившем много животных.

– О чем говорили потом?

– О болезни красной воды[17], что поразила скот возле Аруши. Десять коров подохли.

– А о слонах в Рифтовой долине речь не заходила?

– Заходила, – кивнул Лойкот. – И все сошлись на том, что как раз сейчас они спускаются в долину. В последние дни чунгаджи видели много слонов между Маралалом и Камноро. В одном стаде было три больших самца. – Тут он наконец не выдержал, улыбнулся и заговорил своим обычным тоном, не важничая: – Если мы хотим перехватить их, М’бого, надо быстро идти на север, пока они не ушли в Самбуруленд и Туркану.

Маниоро и Лойкот бежали впереди, длинными, высокими скачками, как они выражались, «пожирая жадно землю». Два всадника трусили за ними, а сзади тащился на муле Ишмаэль. Второй мул, груженный горшками, сковородками и припасами, следовал за ним на поводу.

Кермит пребывал в своем обычном неугомонном настроении.

– Добрый конь под седлом, ружье в руке, большая охота впереди! Вот это жизнь для мужчины.

– Я для себя другого занятия не представляю, – согласился Леон.

Кермит натянул вдруг поводья, надвинул на глаза шляпу, прикрываясь от солнца, и повернулся к серым кустам слева.

– Вижу там здоровенного куду. Меллоу меня к таким не подводил.

– Тебе нужен еще один куду? Или слон со стофунтовыми бивнями? Решай сам, приятель. Выбирай что-то одно. И то и другое не получится.

– Почему это?

– Слон-великан, о котором ты мечтаешь, может быть, уже ждет тебя за следующим холмом. Ждет, что ты поставишь ему клеймо на задницу. Услышит выстрел – сорвется. И не остановится, пока не переберется через Нил.

– Ну вот, только настроение испортил. Ты ничем не лучше Фрэнка Меллоу, – бросил Кермит и поскакал за успевшими уйти вперед Маниоро и Лойкотом.