Ассегай

На следующее утро голову укрыли в развилке высокого красного дерева, где закрепили клиньями. Ни гиены, ни другие стервятники забраться туда не могли. Спрятав трофей, выступили на восток. Шли без остановок; привал устроили, когда совсем стемнело. Леон не хотел рисковать – в темноте лошадь может запросто сломать ногу, угодив в нору муравьеда. Ночью он почему-то проснулся и с минуту лежал, прислушиваясь, стараясь понять, что его разбудило. Одна из лошадей заржала и ударила копытом.

Львы! Пришли за лошадьми. Леон сбросил одеяло, протянул руку за ружьем и сел. А когда присмотрелся, увидел у курящегося пепелища темный незнакомый силуэт человека в охряно-красной шуке.

– Кто здесь?

– Я, Лойкот. Я пришел.

Он поднялся, и Леон сразу его узнал, хотя за те шесть месяцев, что они не виделись, парень вытянулся на несколько дюймов. Голос у него прошел ломку и звучал глуховато, по-мужски.

– Как ты нас нашел?

– Лусима Мама сказала, где вы будете. Отправила меня встретить вас.

Их голоса разбудили Кермита. Американец сел, зевнул и сонно спросил:

– Что происходит? Кто этот парнишка?

– Посланец леди, к которой мы идем. Она выслала его навстречу, чтобы он отвел нас к горе.

– Как она, черт возьми, узнала, что мы идем? Мы сами не знали этого до вчерашнего вечера.

– Очнись, бвана Попу Хима. Подумай. Женщина, о которой я говорю, колдунья. Следит за дорогой и держит ногу на газе. С ней лучше не садиться играть в покер.

Гору увидели утром, но к ее основанию подошли только после полудня, а когда поднялись на вершину, уже стемнело. Лусима услышала лошадей издалека и стояла, высокая и статная, у входа в хижину. За спиной мерцал очаг. Одежды на ней не было, если не считать таковой нитки с бусами на талии. Намазанная жиром и охрой кожа была натерта до блеска.

Подойдя к ней, Леон опустился на колено:

– Благослови меня, Мама.

– Благословляю, мой сын. – Она положила ладонь ему на голову. – Моя материнская любовь всегда с тобой.

– Я привел к тебе еще одного просителя. – Леон поднялся и жестом подозвал Кермита. – Его имя на суахили – бвана Попу Хима.

– Так это и есть принц, сын великого белого короля… – Лусима пристально посмотрела в глаза американцу. – Он – ветвь могучего дерева, но таким высоким, как само дерево, ему никогда не вырасти. В лесу всегда есть одно дерево, которое растет выше всех, один орел, который летает выше всех. – Она улыбнулась Кермиту. – В глубине души он понимает это и оттого несчастен.

Ее проницательность удивила даже Леона.

– Да, он очень хочет заслужить уважение отца.

– И пришел сюда, чтобы я помогла найти слона. – Шаманка кивнула. – Утром я благословлю его бундуки и укажу ему путь охотника. А сейчас вы поедите со мной. Я распорядилась зарезать козу для тебя и этого мзунгу, который не пьет кровь с молоком и предпочитает вареное мясо.

На следующий день, в полдень, все собрались под деревом совета в загоне для животных. Винчестер лежал на выдубленной шкуре. Вороненая сталь блестела от масла, полированное дерево сияло. Здесь же были разложены жертвенные дары: свежее коровье молоко, соль, нюхательный табак и стеклянные бусы. Леон и Кермит сидели на корточках у головы шкуры, Маниоро и Лойкот у них за спиной.

Лусима выступила из хижины во всем своем великолепии и гордой походкой королевы направилась к дереву. Прислужницы-рабыни следовали за ней. Увидев ее, собравшиеся захлопали в ладоши и, ритмично раскачиваясь, запели:

Она – Большая Черная Корова.
Она питает нас молоком из своих сосцов.
Она видит все и знает все.
Помолись за нас, Лусима Мама.

Опустившись на корточки перед мужчинами, шаманка задала ритуальные вопросы:

– Зачем вы пришли на мою гору? Чего хотите от меня?

– Мы просим тебя благословить наше оружие, – ответил Леон, – и умоляем открыть тропу, которой ходят большие серые.

Лусима поднялась и окропила винчестер кровью и молоком, осыпала табаком и солью.

– Пусть оружие это станет смертоносным глазом охотника. Пусть убивает все, на что ни падет взгляд его. Пусть пуля его летит к добыче так же верно, как пчела, возвращающаяся к улью.

Она подошла к Кермиту и, смочив кисточку из хвоста жирафа в смеси молока с кровью, побрызгала ему на голову.

– Да не уйдет добыча от того, у кого сердце охотника. Да не собьется он со следа ее. Да не укроется она от того, у кого глаз охотника.

Леон шепотом переводил слова шаманки Кермиту, а собравшиеся масаи после каждого ее заклинания хором подпевали:

– Как скажет Большая Корова, так тому и быть.