Никто не разговаривал, да и находились мы с преподавателем наедине. Я втянула голову в шею, как делала на первых курсах, когда ещё боялась преподавательского гнева.
– Тихо, я сказал, – рявкнул ещё раз и обратил на меня свой взор, полный темного пламени и беспросветного мрака.
Он состоял из частиц чего-то запрещенного, недопустимого, злого.
– Но я молчу.
– Вы слишком шумно думаете, госпожа Виккори.
Шаг ко мне, ещё один. Профессор приближался, и полы его парадной мантии – хм, а зачем он одет в мантию посреди лекции? – шуршали по полу тысячей змей. Я вся сжалась, застыла перед неотвратимым.
Картер склонился ко мне, приблизился нос к носу.
– Мне многое известно о вас. Я слишком хорошо вас знаю и чувствую. С того самого дня, как вы впервые ворвались в моё сознание. Рассказать вам, о чем конкретно вы думаете?
– Д-давайте.
Губы профессора изогнулись в жутком подобии ухмылки, но он не успел сказать ни слова.
Огненный шар, выпущенный кем-то невидимым из коридора, прошиб мужчину, охватил его языками пламени.
Дэррэл Картер горел и смеялся так заразительно, словно ничего лучше с ним не случалось за целую жизнь…
…Я проснулась от дружелюбного тычка под бок. Брэд, совершенно сонный, пихнул меня ещё разок и, даже не дождавшись, когда я толком очухаюсь, бухнулся спать.
Ладно, заслужил. Половину ночи честно отстоял, не возмущаясь и не пытаясь быстрее спихнуть на меня бремя несения боевой вахты.
За пределами магического купола стоял дичайший холод. Руку высунешь – отморозишь. Я разожгла костер (надеюсь, профессор не соврал, и нас не атакуют злобные птички), не ради тепла – его с лихвой отдавало волшебство, – но для чего-то иного. Приятно было всматриваться в огонь, следить за его танцем, за переплетением лепестков.
Где же ходят Эрик с профессором?
Надеюсь, пешком им не придется добираться. Это же невозможно. Запасов провизии не хватит, вода кончится. Причем и у нас, и у них.
Вечно дожидаться мы не сможем. Будем спускаться. Делать тут нечего, и задерживаться дольше срока – попросту глупо.
Ничего необычного мой энергетический осмотр не дал, но на всякий случай я повсюду расставила маячки-ловушки, чтобы при малейшем беспокойстве уловить то и попытаться отследить природу.
Всё безмолвствовало, лишь ветер завывал в вершинах гор.
Я сидела и всматривалась вдаль. Безуспешно.
В черном небе едва проклевывался рассвет. Здесь, в горах, он зачинался поздно, нехотя, и разгорался так долго, будто бы до последнего раздумывал, стоит ли ему вообще появляться.
Брэд спал, а я занялась завтраком. Не потому что это женская обязанность, и я покорно взяла её на себя. Просто кушать хотелось, и легче было заварить крупу самой, чем ругаться и доказывать свою правоту.
Готовить – не моё. Как и убираться, как и быть покорной и безропотной, как и рожать выводок детей, беречь очаг.
Мой отец всегда называл меня недоразумением за безалаберность и безынициативность к «женским занятиям», а, узнав о моих планах поступления в академию, так разъярился, что едва не оттаскал за волосы по дому. Мать помешала.
Мы с ним больше не виделись и не общались. Да и с мамой – тоже. Та дала понять, что поступка моего не одобряет, благословения не дает, но не мешает жить своей жизнью.
– Помни только, что ошибаться больно, а возвращаться туда, откуда ушла навсегда – ещё больнее, – сказала она, дав понять, что меня здесь не ждут.
Они – деревенские жители, не привыкшие ни к волшебству, ни к шумным городам, не понимали, зачем оно мне надо. Сорваться куда-то. Чему-то учиться. Выгрызать знания. Искать работодателей, перебиваться случайными заработками.
Легче погасить магический дар в зародыше, как делали тысячи других детей. Не развивать его. Не тянуться к нему. Бояться и высекать из себя любые дурные помыслы тяжелым трудом. Через год-другой от магии не осталось бы и следа.
Но я решила иначе.
Пыталась переписываться с матерью, делиться с ней новостями. Но ответов не получала.
Что ж, у каждого своя судьба. Пока одни нянчат детей, я – исследую горы и рискую жизнью. Чувствуя себя самым счастливым человеком на свете.
Маленькую точку на горизонте я заметила, когда солнце окончательно умостилось меж горными хребтами. Она приближалась медленно, рваными рывками.
– Брэд! – окрикнула спутника. – Как ты думаешь, это они?!
Парень потер глаза, сощурился так сильно, что всё лицо напряглось.
– Похоже, – сказал с облегчением. – А я уж думал, сколько нам их ещё ждать.
Целый час точка приближалась к нам, становясь вначале пятнышком, потом жирной кляксой и, наконец, очертаниями молодой виверны с двумя наездниками.
Выдох облегчения вырвался из груди.
Картер спрыгнул первым. Он выглядел откровенно плохо. Бледный, почти серый, с обветрившимися губами и глазами, под которыми полопались капилляры.
Он стянул амулет, как будто начиненная магией безделушка причиняла ему физическую боль, и бросил на землю. Тот рухнул в метре от меня, я подняла его за оборванную веревку, покрутила в пальцах и зачем-то сунула в карман.
Пусть лежит, нечего разбазаривать артефакты.