Отец увез Мэнни тем же днем, и больше я ничего не слышала от бывшего однокурсника. Альберт утверждал, что того заперли в какой-то секретной лечебнице для элитных магов на востоке страны. Однокурсники шептались, дескать, Мэнни живет в летней резиденции и получает домашнее образование. Кто-то якобы видел его дальнейшее назначение на должность при министерстве.
Правды никто не знал.
Ирвин Ирби перестал появляться в академии, мы слышали о нем всё реже, но не сомневались – папаша Мэнни ещё проявит себя. Такие не умолкают. Они считают себя правыми, всегда и во всем. Их даже страшная ошибка сына не сдвинет с пути истинного, лишь ненадолго заставит затихнуть.
Я переехала в спальню Дэррэла. Точнее – меня туда перевезли насильно в три этапа. Этап первый: взять мои вещи; этап второй: выкинуть их на кровать в беспорядочном состоянии; этап третий: не отстать, пока не разложу по полкам.
Я возмущалась и заверяла, что нет никакой разницы, где хранятся мои носки, но супруг в таком пустяковом вопросе проявил классическую твердолобость.
– Я хочу, чтобы всё твоё хранилось рядом с моим.
Даже не подозревала, что он может быть столь романтичным к мелочам. Или занудным?
Смотря с какой стороны посмотреть.
– Мне тяжело делить с кем-то спальню, – признался он однажды, ещё до того, как заставил меня перетаскивать одежду. – Какое-то неоднозначное чувство. Незнакомое. Я как будто постоянно боюсь ошибиться. Не в спальне, – смущенно кашлянул, услышав мой смешок, – а вообще. В поступках. В словах.
– Поверь, я тоже, – улыбнулась. – Но мы с этим справимся.
Для нас обоих любить – впервые. У нас нет опыта (ни положительного, ни отрицательного), мы наступаем на грабли и делаем подчас нелепые ошибки. Которые тотчас друг другу прощаем.
Мы стараемся всё свободное время проводить вдвоем. Мы учимся искать компромиссы. Мы спорим по всякой ерунде и бурно миримся, поругавшись до хрипоты.
Я обожала наблюдать за тем, как вечерами Дэррэл работает с бумагами, как разбирает документы, ставит защитные чары. Он не мог остановиться, ему постоянно требовалось находиться в движении. Ругать студентов, писать методические пособия, отрабатывать заклинания.
Лишь вечерами мы оставались наедине, и я помогала ему отложить важные мысли куда подальше. Расслабиться. Забыться. Стать обычным мужчиной. Любящим и любимым супругом.
Дэррэл отпустил тьму, таящуюся в нем, на волю, принял эту свою половину, перестал отгораживаться от нее бесконечными блоками. Всё чаще я чувствовала присутствие той: мурашками по коже, болью под ребрами, кислым привкусом во рту. Но она была спокойна и податлива, она не пыталась уничтожить профессора Картера или причинить мне вред. Она была его продолжением, крепко проросла в нем, наполняла его… теперь наполняла и меня, но мне ещё предстояло обучиться ею управлять.
Разумеется, при постоянной поддержке Дэррэла.
Теперь я понимала, откуда взялась та чернота после болота, которую я пыталась вытащить из его ауры. Видимо, он крепко хлебнул из подпорченного мертвецами источника, и тьмы внутри стало слишком много. Гнилой энергии, которую не обуздать. Дэррэл не справился с ней. Едва не погиб.
Мне повезло вовремя перетянуть тьму на себя, стянуть нас нерушимыми узами, стать тем человеком, без которого Дэррэлу было бы не выкарабкаться…
Пусть связь и попортила нам обоим немало крови, но всё осталось в прошлом.
Кончался очередной учебный год, замученные профессором Картером студенты выпускались в большой мир. Альберт Сторм безуспешно выбивал очередной грант, а потому дичал и кидался на неугодных с удвоенным энтузиазмом. Регина вернулась на место ассистента Дэррэла, а меня взяли младшим преподавателем боевой магии. Подруга, кстати, периодически обещала прибить руководителя, и мне было сложно с ней поспорить. Дэррэл Картер – отвратительный, излишне придирчивый человек, не терпящий оплошностей.
Чтобы вытерпеть такого, нужно вселенское терпение.
Впрочем…
– Общение с тобой идет моему начальнику на пользу, – сказала однажды Регина, когда мы пили чай в промежутках между уроками. – Он подобрел. Сегодня даже шутил на лекции. Ты когда-нибудь видела, как Картер улыбается?!
Думаю, не стоит говорить ей, что его улыбку я вижу ежедневно. Теплую, искреннюю, ласковую. Предназначенную только мне.
Для других он злобный профессор, но я-то знаю, что это лишь защитная шкура, наращённая годами. Одиночество и ответственность делают людей закрытыми. А как иначе?
Хорошо, что панцирь можно сколупнуть. Лаской, заботой, вниманием. Главное – искренне любить и отдавать самого себя.
Так странно. Я не ожидала, что когда-нибудь академия станет моим домом, и с удивлением осознала в один из дней, что это случились.
Здесь наши вещи (я заняла почти весь шкаф Картера и периодически пыталась вытеснить его одежду, разумеется, из вредности). Здесь наша кровать, постоянно смятая. Здесь наши воспоминания.
Здесь мы сами…
– Госпожа Виккори, вы опять опаздываете, – доносится до меня хрипловатый голос профессора Картера, когда после долгого учебного дня я захожу в нашу комнату. – Ужин давно остыл.